— Хорошо, — сказал Емельянов.

И вынужден был явиться тогда, когда было указано, то есть 12 ноября. В 14.00.

Редакция располагалась на первом этаже старого московского дома. При входе, как полагается, сидел вахтер. Емельянов назвал свою фамилию. Вахтер посмотрел в журнале:

— Не указано.

— Я звонил…

— Кому?

— Вашей сотруднице. Ее зовут Алина. Я за гонораром. Я ваш автор, — негромко и скромно добавил Емельянов, не желая, чтобы вахтер подумал, будто он хвастается.

— Вечно они зовут, а пропуска не выписывают, — проворчал вахтер, не обнаружив почтительности, ибо для него авторы были привычны, как для собаки блохи, и, вероятно, так же досаждали. И взялся за телефон.

— Тут какой-то Емельянов к вам, пускать или нет? — спросил он. Выслушал ответ, положил трубку и сказал:

— Емельянова, извините, никакого не ждут, договоренности не было. А посетителей без записи не пропускаем.

Емельянов не возмутился и не удивился. Журнал общественно-политический, пишет на горячие темы, которые вполне могут кого-то настолько возбудить, что человек примчится, чтобы высказать свое устное мнение, а за ним другой, третий, и если все будут ломиться в редакцию, коллективу невозможно работать!

— А можно я ей позвоню и напомню?

— Телефон служебный, — сухо сказал вахтер.

— Ясно…

У Емельянова был с собой мобильный телефон, но он не помнил номера Алины. Пришлось ему вернуться домой и посмотреть в компьютере, в почтовом ящике, где хранилось письмо Алины, ее номер. Заодно, кстати, и занес этот номер в записную книжку своего телефона. И позвонил.

— …и если он сам мне подтвердит, тогда я поверю. Алло? — ответил уже знакомый голос.

— Это Емельянов. Я пришел, а не пустили почему-то. В списках, говорят, нет. И пропуска нет.

— Наверняка какая-то ошибка! Я же выписала пропуск!

— Да? Хорошо, я еще приеду, мне не трудно.

И Емельянов опять поехал на улицу Вражев Ситчик, опять вошел в здание.

И опять его не оказалось в списке.

Вахтер на этот раз говорил строже и с Емельяновым, и с Алиной.

— Вы сама с ним разберитесь, а то он так и будет ходить! — выговаривал он ей, ибо был прав, а сознание своей правоты, граждане и ПБОЮЛ, делает нашего человека несносным и немилосердным. Потом, слушая Алину, он осмотрел Емельянова. — Да нет, нормальный с вида. Даже приличный. Хорошо.

И, положив трубку, сказал:

— Паспорт покажите.

Емельянов показал паспорт, вахтер записал данные в журнал и пропустил его.

— Второй этаж, восьмая комната.

— Спасибо!

Емельянов прошел на второй этаж, в восьмую комнату. Там сидели три девушки, и все были миловидными, все занимались делом, поэтому угадать, кто из них Алина, было решительно невозможно.

— Здравствуйте, я Емельянов, — сказал Емельянов.

— Да, слушаю, — откликнулась милая девушка у окна справа.

— Я за гонораром.

— Извините, каким?

— За статью.

— Извините, какую?

— Она даже без названия. Она небольшая. На сорок восемь рублей с копейками. В последнем номере напечатана.

— Сорока восьми рублей нам не жалко, даже с копейками, — не без юмора ответила Алина. — Но, извините, нет среди наших авторов Емельянова. И статьи нет — ни с названием, ни без названия. Поэтому, если нет других вопросов, давайте расстанемся, — предложила Алина.

Емельянов был поражен. По телефону голос девушки был теплым и благорасположенным, а теперь он оказался холоден и формален. По телефону Алина говорила с ним как со своим, как с коллегой, а теперь говорит, как с совершенно посторонним и приблудным человеком, который, к тому же, требует неизвестно чего.

А самое обидное заключалось в том, что Алина ему понравилась, не так уж это и часто бывает у интеллигентного человека с взыскательным вкусом, да еще у человека одинокого, для которого встреча со всякой женщиной есть шанс и надежда.

И Емельянов молча повернулся и ушел.

Он, обиженный, даже не сказал «до свидания», что для вас, граждане и ПБОЮЛ, возможно, обычное дело, а для потомственного интеллигента — поступок чрезвычайно невежливый, почти хамство.

Он мрачно ехал домой.

Приехав, полез в компьютер, в свою почту. Открыл письмо и перечитывал его.

И вдруг подумал: а может, все-таки опечатка? Ведь все мы, когда заканчивается очередной месяц, склонны, живя уже в следующем, по инерции продолжать указывать его в различных документах. Мы номер нового года и то не сразу запоминаем: давно уже такой-то, а мы в различных квитанциях за квартиру и телефон все еще ставим предыдущий…

Емельянов походил, поразмышлял и решился: позвонил Алине.

— …никогда и ни за что! Слушаю? — возник голос.

— Извините, это опять Емельянов.

— Рада слышать, вы где? Вы ведь собирались приехать!

— Да… Я, собственно, приезжал. Но вы сказали, что ничего не знаете о моей статье и обо мне.

— Постойте. Приезжали? Когда? — удивилась Алина.

— Только что. То есть вообще-то двенадцатого ноября, — уточнил Емельянов.

— Почему ноября?

— У вас так написано.

— Минутку.

Через несколько секунд голос возник, смеясь:

— В самом деле, опечаталась, запарилась, извините! Теперь понятно: вы пришли двенадцатого ноября, когда еще ваша статья к нам даже не пришла, я не знала даже о вашем существовании, понимаете? Так что не обижайтесь, приезжайте еще раз. Но двенадцатого декабря. Декабря, запомнили?

— Конечно, это же сегодня. Но уже половина пятого…

— Ничего, мы еще работаем. За час успеете?

— Легко! — воскликнул Емельянов.

Для него это было действительно легко, ибо не приходилось прилагать усилий, чтобы попасть в прошлое, хоть и недавнее, то есть в 12-е ноября, что довольно трудно даже и для потомственного интеллигента (а какие именно усилия, мы объяснить не можем: Емельянову это удавалось не столько благодаря мистическим способностям, сколько по велению долга). Вы спросите: разве он не мог сообразить, что будет там чужим, пришлым и нежеланным? Не мог, конечно не мог! Он ведь был уверен: все остальные (и всё остальное) тоже там и ждут его. Кстати, погода в его предыдущие выходы из дома была мокрой и слякотной, каковой она и являлась 12-го ноября (да и не имела права быть другой, если вдуматься, он же 12-го ноября выходил!), а в этот выход — морозец, легкий снежок, вполне в соответствии с прогнозом синоптиков на 12-е декабря.

Через сорок минут Емельянов прибыл в знакомое здание. На него был выписан пропуск, его беспрепятственно пропустили в восьмую комнату. Алина, смеясь над недоразумением, оформила соответствующую бумагу, Емельянов получил в кассе 48 руб. 54 коп., а потом вдруг осмелел (деньги, граждане и ПБОЮЛ, всем нам, грешным, прибавляют уверенности в себе!) и предложил Алине пройтись по улице, выпить где-нибудь кофе.