— Ты собираешься в этом участвовать? — спросила я Садига.

— Нет, — покачал он головой. — Я сдаю кровь. Как нормальный образованный взрослый человек.

— Ты в порядке, Джо? — тихонько шепнула мне Дина. — Это все тебе, наверное, кажется странным. Мягко говоря. Даже мне не по себе. Представляю, что ты думаешь и чувствуешь.

— Да, странно все это. Но я в порядке. Я… открыта ко всему. Понимаешь, о чем я?

Она кивнула в ответ.

Я разговаривала, а взглядом следила за мужчинами, смывавшими кровь за процессией, готовя улицу к следующему шествию.

Мы патрулировали в квартале Дора, когда все это случилось.

Глупая, совершенно идиотская ошибка. Из тех, что вообще не приходят в голову. Как можно забыть поставить на предохранитель заряженное оружие. Но Фоли забыл. И его М-16 выстрелила, убив ребенка, игравшего на улице перед домом. Фоли шел за сержантом Диксоном, а мы с Филипсом — по другой стороне улицы. Мальчишка бежал в нашу сторону — наверное, за конфетами. На вид ему было лет восемь-девять. Сразу подбежал Док, подхватил голову ребенка, уложил себе на колени, попытался что-то сделать. Отец мальчика выскочил из ворот, как только прозвучал выстрел. Увидел, как Док пытается оживить его сына, остановился и все кричал: «Аллах! Аллах!»

Из соседнего дома выбежала женщина, с сумочкой в руках. «Я врач», — бросила она нам по-английски. Опустилась на колени рядом с Доком, тот глянул на нее и только покачал головой. Он убрал руки, и стало ясно: не надо быть доктором, чтобы понять, все кончено. Мозг и кровь заливали полголовы ребенка, испачкав руки Дока. Женщина прикрыла глаза мальчику, поднялась на ноги и заговорила с его отцом по-арабски. Тот страшно закричал, зарыдал, завыл. Женщина, положив руку ему на плечо, продолжала говорить, из глаз ее лились слезы. Сержант Диксон вызвал нашего капитана.

После первой процессии женщины из нашей группы собрались в столовой отеля для специальной молитвы.

— Это молитва Ашуры, — сказала Дина. — Она похожа на обычную, но с некоторыми дополнительными движениями.

В конце молитвы все сделали шаг вперед со словами «Инналиллахи, ва инаа илайхи раджиуна би-казаа-ихии, ва таслииман ли-амрихии». Что означало: «Мы принадлежим Господу, и к Нему мы вернемся; мы счастливы быть под властью Господней и подчиняться воле Его». Потом вновь сделали шаг назад, на место. И повторили это семь раз.

— Эти слова повторял Имам Хусейн, вновь и вновь, в тот день, когда потерял своих сыновей, племянников, своего брата. Последним, перед собственной кончиной, он потерял младенца Али Ашгара. И вот так же нес его на руках, то отступая, то делая шаг вперед, не в силах взглянуть в лицо его матери, — шептала мне Дина.

Отец мальчика внезапно успокоился, поднял малыша на руки. Двинулся было к дверям своего дома, но остановился, прикоснулся лбом ко лбу мертвого сына и тихо заплакал. Женщина-врач не отходила от него, поглаживая по плечу. Он сделал еще несколько шагов. И опять замер. Шаг. Пауза. Еще шаг. Не нужно было знать арабский, чтобы понять, что происходит. Он не понимал, как сумеет сделать это. Как он войдет в дом с телом мертвого ребенка на руках — в дом, где ждет его мать?

Мы провели там, перед домом, несколько часов. Приехал капитан, поговорил с родными мальчика. Переводила ему женщина-врач, у нас своего переводчика не было. Она сказала капитану, что отец ребенка ждет нас завтра на похороны.

Капитан растерялся, не знал, что сказать. Да и никто не знал, что на это ответить. Все это время Фоли просидел на обочине. Спрятав лицо в ладонях. Я подсел к нему, ненадолго. Потом кто-то дал ему пачку сигарет, и он курил, одну за другой, пока его не вывернуло. А сейчас он смотрел на всех нас совершенно пустыми глазами. Словно его больше не было с нами. Женщина-врач сказала, отец ребенка понимает, что произошла трагическая случайность. Он видел, как мы пытались помочь. И что мы не пытались уйти от ответственности. Он хочет, чтобы мы пришли на похороны.

Следующим пунктом был Неджеф. Мы провели там три дня, выполняя те же ритуалы, что и в Кербеле, — молитвы, поклонение усыпальницам. И в Кербеле, и в Неджефе в промежутках между посещениями мавзолеев и мечетей некоторые паломники успевали пройтись по магазинам — купить четки, молитвенные коврики. На улицах повсюду виднелись ларьки с едой и напитками. Судя по всему, и в Кербеле, и в Неджефе бурно развивался местный бизнес. Неудивительно, при таком количестве паломников. Мы с Диной и Садигом несколько раз заходили в ресторанчик, рекомендованный нашим переводчиком, Казимом. Еда оказалась очень вкусной.

Фоли на похороны не пошел. А мы, с капитаном и сержантом Диксоном, все же решились. Некоторые парни считали, это плохая мысль. Люди будут настроены враждебно, и вообще, мол, это ловушка. Но они ошиблись. Это были просто похороны. В большой комнате сидели одни мужчины. Но из глубины дома доносился женский плач, крики. Громче всех, должно быть, рыдала мать. Мы хотели привести с собой переводчика, но все оказались заняты.

Вскоре с женской половины вышла уже знакомая нам женщина-врач, стала переводить. С ее помощью капитан еще раз сказал родным малыша, насколько мы сожалеем о том, что произошло. Мы собрались уходить, врач вышла вместе с нами. Рядом с ней стояли двое мужчин: постарше, видимо ее муж, и парнишка лет восемнадцати-девятнадцати, как наш Фоли. И еще девчушка, все прятавшая лицо в подол матери, и мальчик, ровесник убитого.

Врач сказала, что ее зовут Сана, представила нас своему мужу, Али, который не так хорошо говорил по-английски. «У моего мужа ресторан в Мансуре. Называется „Халиль“. Это наш сын Али Ашгар. Это младший — Утман. Наша дочь Айша». Мы пожали руки, а потом Сана спросила: «А ваш друг не пришел? Тот солдат, что виновен в несчастье?»

Я думал, капитан что-нибудь скажет, но он смотрел на меня. «Он, к сожалению, не смог прийти», — пробормотал я.

Женщина печально вздохнула: «Жаль. Мальчик мертв. Его не вернешь. Но отец мальчика предложил вашему другу редкий дар. Хоронить того, в чьей смерти ты виновен. Не уверена, что смогла бы поступить так же на его месте. А вы? Ему следовало прийти и плакать о мальчике вместе с его семьей. Прийти, чтобы разделить горе. Ради себя самого. А теперь ему придется возвращаться домой с этой болью, нести пятно на душе до конца своих дней».

Мы смущенно переминались. На прощание капитан сказал: «Простите еще раз. Мы придем еще. Помочь семье мальчика оформить документы, чтобы получить все возможные компенсации».

Большая часть нашей группы не собиралась задерживаться в Багдаде. Мы планировали остановиться в Кадхимийа, пригороде Багдада, неподалеку от мавзолеев седьмого и девятого имамов. Садиг долго обдумывал последнюю часть нашего путешествия — мы договорились, что это самый удобный момент осуществить то, ради чего я сюда приехала, то, что касается Криса. Садиг решил воспользоваться помощью нашего переводчика, Казима, который жил в Кадхимийа, рядом с нашим отелем. Казим повез нас в Мансур, где я рассчитывала найти нужный адрес.