Не вернут моего мужа. Но тогда к чему они? Что они могут означать? Я скажу вам, Джо. Для меня — все. — Сана разрыдалась. — Это означает, что вы осознали мою боль. Разделили ее. Это означает — все, все, все и даже больше.

Из аэропорта Сан-Диего я добиралась домой на такси, не стала сообщать родителям, откуда прилетаю. Мама и так огорчилась, когда я позвонила ей из Пакистана и сказала, что вернусь на три недели позже, чем планировала. С Диной я попрощалась в Лос-Анджелесе, еще раз пообещав непременно звонить. То же самое я обещала Садигу.

Мама даже закричала от радости, увидев меня. В целости и сохранности. Папа стиснул меня в объятиях. А потом весь день, проходя мимо, нежно подергивал за волосы. Но выражение лица Криса меня напугало.

Он подождал целых два дня, прежде чем заговорить. Вечером, когда мама и папа ушли спать, постучался ко мне.

— Джо?

— Да, Крис?

— Я служил… и служу… в морской пехоте.

Я присела на кровать.

— Да. Ты вспомнил?

— Нет. Да. Кто-то что-то сказал. В церкви. И я начал вспоминать.

— Мама знает?

— Нет. И папа тоже. Я ждал, пока ты вернешься. Ты ведь не станешь лгать мне, Джо?

— Не стану. Больше — нет.

— Авария, она ведь не была случайна?

— Нет.

— Поэтому мама с папой не хотят, чтобы я вспоминал.

— Они беспокоятся. Боятся потерять тебя. Как и я.

— Думаю, так было бы легче. Не помнить. Первый раз это произошло примерно месяц назад, когда ты уехала, — вспышками, разные картины. Наверное, думаю, я пытался защититься от них. Как будто что-то во мне сопротивлялось этому знанию. Та часть меня словно подыгрывала маме с папой.

— А… что конкретно ты помнишь?

— Все больше фрагменты какие-то. А ты, Джо, ты знаешь все?

— Я знаю, почему ты… В основном — да.

— Устала, наверное. — Он подсел ко мне. — Все-таки разница во времени.

— Немножко.

— Джо, ты расскажешь мне? Чтобы я мог отделить правду от всякого мусора, что периодически всплывает у меня в голове. Мне страшно, Джо. Не знать, что же я забыл… и эти сцены…

— А что, если правда тебе не понравится?

— Но она все равно останется правдой, верно? Но так, как сейчас — куски воспоминаний, как сцены из фильма… Я перестал понимать, кто я такой.

— Мне это знакомо. Точно так же я чувствовала себя перед лицом фактов. И попыталась сбежать от этого знания. Не вышло. Ты… ты тоже пытался сбежать. Этого-то и боятся родители. Ты должен пообещать, Крис. Что ты не… не попытаешься вновь бежать.

— Как я могу это обещать, Джо? Я ведь даже не понимаю, о чем речь.

— Потому что ты должен, Крис, — я крепко сжала его плечо. — Должен дать мне слово. Что сделано, то сделано. Ты не можешь вернуться в прошлое и все исправить. Я расскажу тебе обо всем, но ты должен пообещать, что справишься с собой. Разрешишь себе прожить свою боль. И позволишь ей перерасти в печаль. Я научилась это делать. Но ты должен дать слово. Я не могу еще раз потерять тебя, Крис.

— Обещаю, Джо. — Крис прикрыл глаза.

— Отлично. — Я нежно взяла его за руку. — Но ты начал не с того конца, Крис. Давай вернемся немного назад. Помнишь, как мы в последний раз ездили в летний лагерь?

— Э-э… перед выпускным классом. Потом… ты ведь не поехала, да?

Он вспомнил.

— Правильно. Мы ездили в Африку, с Бабушкой Фэйт. Я осталась с ней и пропустила лагерь.

— Африка? Точно. В Кению. Мы… мы мыли ноги детям. И надевали сандалии. И Бабушка Фэйт ужасно злилась. На команду Дяди Рона.

— Ага, — с облегчением рассмеялась я. — А помнишь лагерь после десятого класса? Когда у нас была Стена Сомнений?

— Ну да. Тебе тогда трудно пришлось. И ты очень переживала, — он усмехнулся, — но в конце концов справилась.

— Я переживала не из-за стены, Крис. Из-за цвета глаз. Моих и твоих.

Сеявшие со слезами будут пожинать с радостию.

Псалом 125, стих 5

Джо порхала вокруг стола, раскладывая вилки и ножи. Она славно потрудилась, устраивая это шоу. Несколько месяцев планировала. Теперь ей осталось самое трудное — ждать.

— Расслабься, дорогая, — улыбнулась я. — Все будет хорошо, вот увидишь.

Из кухни выглянула Анжела, тоже с нервной гримасой на лице. Некоторые из мимических морщин на их лицах — моей дочери и моей внучки — невероятно схожи. А некоторые — совсем нет. Поразительное смешение наследственности. Я украдкой потрогала собственное лицо, прикидывая, на что похожи мои морщины, надо же учесть и роль жизненного опыта в их появлении. Слезы, смех, гнев — они оставляют следы на самых заметных частях.

Звонок в дверь. Джо резко выпрямилась, нервно поправила юбку и улыбнулась в мою сторону, прежде чем направиться к двери, — она добровольно взяла на себя деликатную миссию знакомства всех со всеми.

Первым прибыл Садиг с семьей.

Самые важные встречи, конечно, уже состоялись, без свидетелей, как и положено. Поэтому Крис приветствовал Садига, его жену и падчериц спокойной радостной улыбкой. Когда вошел Джейк, я подалась вперед, как худший образец человеческого любопытства, не желая пропустить ни малейшей подробности. Джо решила проблему наилучшим образом: взяла руку Джейка в свою, другую руку положила на плечо Садига и просто сказала:

— Папа, это Садиг.

Без всяких колебаний мой зять — он не слишком мне понравился, когда Энджи впервые привела его в дом, — протянул свободную руку Садигу и тепло улыбнулся, без всякой настороженности, которой я опасалась. Переведя дыхание, я посмотрела на Энджи.

— Садиг, добро пожаловать, — произнесла она и протянула руку.

— Анжела, благодарю тебя. — Он взял обе ее руки в свои и помедлил, я даже забеспокоилась, за что это он ее благодарит, но тут он добавил: — Они прекрасны. И посмотрел на Джейка: — Душой и внешностью.

Взгляд Энджи потеплел, а Джейк гордо кивнул.

Потом Садиг представил свою жену Акилу и ее дочерей, Самиру и Тасним.

В дверь звонили еще несколько раз. Следующие полчаса Джо встречала гостей.

Приехала Дина со своим мужем Умаром, дочкой Сабой и зятем Хабибом — сегодня с утра с помощью Джо я выучила и запомнила все имена, — Дина поздоровалась с Джо и Крисом, а потом, широко раскинув руки, бросилась к Энджи:

— Анжела! Как чудесно встретиться с тобой спустя столько лет!

Энджи колебалась всего мгновение, потом лицо ее разгладилось и она шагнула навстречу Дине — уступая в этом объятии запутанной, бестолковой, но подлинной истине.