Но самым приятным для меня было появление моего сына. Джо возложила на меня обязанность пригласить Рона на сегодняшнее торжество. Это было забавно. Я позвонила ему примерно неделю назад:

— Рон, в этом году День благодарения будет немного необычным.

— С чего бы это?

— Ну… — начала я, а потом вывалила на него всю историю — что у Энджи был любовник, этот любовник и есть отец близнецов, она скрывала правду и от детей, и от их биологического отца; и как Джо взяла и отыскала его и всю остальную семью; и что теперь все собираются в доме Энджи на День благодарения. Откровенно говоря, я наслаждалась тишиной, повисшей на другом конце линии. — Рон? Рон? Ты там?

— О да, мам.

— Ну и хорошо! — радостно воскликнула я, поскольку главное приберегла напоследок. Что отец-то — мусульманин. Он из Пакистана. Джо ездила туда. А еще она была в Ираке, в каком-то религиозном паломничестве. Даже неловко, сколько удовольствия я испытала от своего рассказа. Бедняжка Рон, разумеется, не хотел приезжать. Лекция, которую я прочла, чтобы изменить его позицию, доставила мне истинное наслаждение. В результате он все же явился и даже прихватил с собой жену Лизу и детишек — Энни и Джека. Внешне он выглядел как всегда — безупречно выбрит, весь прилизан, волосок к волоску, как будто по дороге заезжал в салон красоты. Но выражение лица — словно кто-то стер с него самодовольство. Долгие годы я мечтала увидеть это.

Когда все наконец собрались, дом едва не лопался по швам. Я сунулась было в кухню с обычным формальным предложением помочь, но Энджи прекрасно меня знала, поэтому просто отмахнулась — и я подчинилась, к нашему общему облегчению. Джо помогала матери накрывать на стол. Саба попыталась присоединиться, но Джо отправила ее к остальным гостям. Я видела, как Джо прислушивается к происходящему в гостиной. Там у телевизора устроились Садиг, Джейк, Умар и Крис — счастливое, пускай и не совсем обычное семейство в День благодарения, все спокойны и доброжелательны. Рон тоже сидел с ними, тихий как мышка, все еще не пришедший в себя. Хорошо, что рядом был его сын, Джек, он помогал разрядить ситуацию. Другим ухом Джо прислушивалась к разговорам в столовой, где мы с Диной и остальные женщины обменивались шутками и комплиментами.

Джо и Энджи расставили угощение, пригласили всех к столу. Мы встали вокруг, и Энджи попросила не Рона, а меня прочесть молитву. Я поблагодарила Господа за то, что все друзья собрались здесь, новые и старые, вспомнила тех, кто с нами, и тех, кого нет. Я перечислила собравшихся, произнося вслух имена: Энджи, Джейк, Крис, Джо, Рон, Лиза, Энни, Джек, Дина, Умар, Садиг, Акила, Самира, Тасним, Саба и Хабиб, — страшно гордясь собой, что запомнила всех. Потом я сказала:

— Благодарим тебя. Господи, что открыл нам любовь и силу уз, что соединяют нас, — уз, которых мы не осознавали и на которые ты открыл нам глаза, — уз крови и родства, которые мы благодарно принимаем и храним с открытыми сердцами.

Джейк разрезал индейку. Рон, которому все еще было нелегко, на несколько мгновений умудрился заразить своим молчанием остальных.

Тишину нарушил Крис, который, наваливая на свою тарелку гору картошки, радостно сообщил:

— Ой, мам, забыл тебе сказать. Я сегодня получил письмо от Саны. Она просила передать спасибо всем нашим прихожанам. Они получили посылку с медикаментами. Сразу же распаковали, и все пошло в дело.

— Я рада, — улыбнулась Энджи.

Джо, с тарелкой в руках, перемещалась от одного гостя к другому. Задержалась рядом с Садигом, и я расслышала, как она сказала ему:

— Я тебе говорила? На Следующей неделе опять еду в Гуантанамо. Уже пятый раз.

Садиг нежно коснулся ее щеки:

— Горжусь тобой.

Я, нагрузив свою тарелку, устроилась рядом с Диной.

— Фэйт, а мы с вами тезки, — сообщила она. — Моя девичья фамилия — Иман, что означает «вера».

— Неужели?

И мы заговорили о языках. Через несколько минут я поняла, что Джо права. С этой женщиной стоило познакомиться. Надеюсь, Рон тоже это поймет — когда-нибудь. Оглядываясь вокруг, я наблюдала демонстрацию дурных манер — все жевали с открытым ртом, потому что никак не могли прервать беседу, но никто не придавал значения таким мелочам, как будто так и надо. Даже Рон невольно, слово за слово, заговорил с мужем Сабы, Хабибом.

А потом я заметила Джо — с пирогом в руках она сновала из столовой в гостиную и обратно, проверяя, у всех ли достаточно еды, не забыт ли кто, не скучает ли. Садиг, наливая кофе, произнес несколько слов, на что Джейк с улыбкой кивнул, а Крис расхохотался. Энджи, помогая Джо, обходила гостей, вот она задержалась поболтать с Акилой и Сабой. Джо подошла к нам с Диной, уютно забившимся в уголок. Потом присоединилась и Энджи, втиснувшись поближе к дочери. Приобняла ее и сказала:

— Ну, Джо, ты сделала это. Собрала кусочки мозаики, разбросанные по всему свету. — Посмотрела на меня, на Дину, вновь на Джо. — В следующем году в это же время?

Я видела, как слезинка упала на ломтик пирога в тарелке Джо.

— Джо! Ты плачешь!

— Все хорошо, — произнесла Дина. — Она просто решила подсластить пирог.

Сказку «Про обезьяну и крокодила» до сих пор в различных вариантах рассказывают в Азии, Африке, на Ближнем Востоке; истоки ее можно обнаружить в «Панчатантре», древнеиндийском собрании сказаний, написанном как наставление юному принцу в управлении государством. Ученые находят параллели и с более древними текстами, например буддийскими Джатаками и предшествующей устной традицией.

Законы об опеке над детьми существенно различаются в исламских странах. Их применение и интерпретация зависят от правовой системы конкретного государства, светской или религиозной. В Пакистане право на опеку определяется законами, действующими со времен британского владычества, и сектантскими принципами, зависящими от вероисповедания конкретного человека. Хотя существует разница в толковании права между основными школами исламской юриспруденции, между суннитской и шиитской традициями и внутри них самих; на период раннего детства — длительность которого определяется в диапазоне от двух лет до подросткового возраста — все же признается преимущество материнской опеки, при этом финансовая ответственность возлагается на отца. В соответствии с учениями всех традиционных школ ребенок переходит под опеку отца в случае повторного брака матери. Сюжет этого романа является вымышленным, и на его основании нельзя делать выводы о законах какой-либо страны, сообщества или секты; некоторые персонажи выражают взгляды, основанные на толковании шиитской юриспруденции, в соответствии с которой опека над ребенком может быть передана деду по отцовской линии в тех случаях, когда отец тяжко болен.