— Что там у Турноса? — крикнул он за спину, надеясь, что задним рядам видно, что творится у второго пролома.

— Сдают, атаман, — ответил вскоре чей-то хриплый голос. — Дюже мало их…

«Что делать? — снова заметались беспокойные мысли. — Стоять? Так в спину ударят. Тоже отходить? Опасно. Может, послать к Турносу, чтобы пробивался сюда — и встанем спина к спине? Но острог! Острог же потеряем!».

Думалось медленно и туго, потому что постоянно приходилось драться. Вообще, Саньке везло — он в первом ряду, а до сих пор ни одной раны. В шлем прилетело пару раз, но скользящими.

«Надо в башню отходить, — наконец, решил он. — В арсенальную».

И тут же понял, что это невозможно. В остроге бабы и детишки, сотни раненых. Их некогда эвакуировать в башню… Да и не влезут туда все — даже если штабелями укладывать. И пушки будут потеряны. Блин, пушки надо было приказать сразу утаскивать!

Запутавшись в мыслях и принявшись снова костерить свою полководческую глупость, Санька таки пропустил удар. Копьецо врага нашло брешь, прошло меж пластин и, уже на исходе удара, крепко ткнулось в ребра. Боль моментально вернула верное ощущение реальности, а копье неудачно застряло в доспехе и плоти атамана. Неудачно для его владельца. Драконий меч тут же четко вошел между шлемом и плечевой пластиной противника.

А Дурной сквозь острую боль в боку с удивлением почувствовал, что нить боя сильно меняется. Шуму становилось всё больше, тогда как натиск богдойцев наоборот слабел. Озадаченный, он даже опустил меч, мучительно прислушиваясь.

— Атаман ранен! — бдительный Ивашка неправильно истолковал поведение командира. — Тащите яво!

Заботливые руки моментально ухватили Дурнова сзади и дернули назад.

— Что? Нет! Я в норме! — принялся брыкаться Санька. — Слушайте!

Или ему кажется? Нет, он точно слышал в шуме боя знакомое даурское «Черная Река!». Трогательный боевой клич, который придумали беглые рабы хорчинов.

— Ну-ка, дайте-ка! — он все-таки вырвался из заботливых рук и, морщась, подбежал к полуобломанной стене. По перекошенным бревнам забрался повыше и осторожно выглянул…

На месте батареи Шархуды бурлило сплошное месиво из людей, лошадей, знамен и пушек! Оставленных без присмотра восьмизнаменных лошадей гнали в сторону сопок. А еще десятки, если не сотни всадников врубились в задние ряды атакующих. Именно они в исступлении и орали:

— Черная Река! Черная Река!

— Дауры! Дауры пришли! — в исступлении заорал Дурной своим. — Наддай, казачество! Руби богдойцев!

А богдойцы уже отходили. Трубы громко говорили им: «Назад! Назад!». Вскоре, темноводцы заняли обратно оба пролома, и Санька еле удержал своих от дальнейшего наступления: сил на это совершенно не осталось. Взобравшись на самый верх завала, он подозвал паренька с прапором и велел махать знаменем, привлекая внимание даурских командиров. Союзники еще какое-то время покружили вокруг ощетивнившихся копьями богдойцев, позакидывали их стрелами, но, заметив, что темноводцы атаку не поддерживают, тоже отошли.

Сразу несколько всадников повернули к атаману. Санька признал Тютю с Хабилом, Делгоро… и Аратана. Командир сводного отряда спрыгнул с коня и забрался на покореженные бревна.

— Прости, Сашика! Только под утро до вас добрались… Я думал ночью на их лагерь напасть, а пока мы в сопках укрывались. Но тут такое началось…

— Идеально пришли, — устало улыбнулся Дурной. — Все добрались?

И маленький тигр разом помрачнел. А потом заговорил — и стало ясно, почему союзная кавалерия шла почти три недели. Случилось то, чего и опасался беглец из будущего: многим даурам своя рубашка показалась ближе к телу. Еще по пути на север Лобошоди бубнил, что не стоит, мол, за Зею переправляться. Бубнил, но ехал. Добрались до Молдыкидича, где остановились передохнуть на несколько дней. И так хорошо отдохнули, что князь Бараган сказал, что дальше не пойдет.

«Сашика не может сказать, что мы мало ему помогли — заявил он. — У меня столько воинов пало, я должен о роде думать».

Тут же о роде стал думать и ежегунский князь. Бирары просто молча поклонились и ушли. Лобошоди выкрутился хитрее.

«Я войну не прекращаю, — заявил он важно. — Но мне нужно защищать мои владения. Воины будут наготове, если богдойцы вернутся на наш берег».

— Не воевать же мне с ними было… — тоскливо резюмировал Аратан свой рассказ. — Да и кто бы такой мой приказ исполнил?

Маленький тигр был совершенно убежден, что провалил возложенную на него миссию. С ним остались чохары и шепки. Часть северян — бебры с турчанами — хоть, сомневались, но все же согласились продолжить войну. Не ушли и судуры, которым до Буреи было далече, а кругом враги. Вместе с сотней Тюти и Хабила осталось у него меньше полутысячи.

Санька кинулся обнимать друга.

— Ты спас Темноводный, Аратан! А, возможно, и войну выиграл!

Дауры передали в острог три десятка захваченных пушек и примерно столько же пленных. Сотня Тюти и Хабила тоже вернулась в крепость — слишком мало здесь стало людей — а вот остальным атаман велел идти обратно в сопки.

— Пока следите за богдойцами, — напутствовал он Аратана. — Тревожьте их в лагере, но сильно не рискуйте. А вот ночью… сделаем, как ты и хотел.

До вечера дел было по горло: укрепить бреши в остроге, помочь раненым… прибрать умерших. На этот раз потери у темноводцев были по-настоящему серьезными — почти шесть десятков павших. Раненые же — почти все. Если бы не пополнение — то острог и защищать некому. Самой тяжелой для Темноводного стала смерть Турноса.

— Бился аки зверь чумной, — Мотус стоял над порубленным телом, сам — весь в порезах и бинтах. — Покуда стоял — богдойцы в острог не вошли. Инда повалиша яво…

И замолчал, не в силах протолкнуть комок в горле.

— После оплакивать будем, — хмуро сказал Дурной. — Пока еще отплатить надо. За каждого.

…Шархуда с остатками сил заперся в лагере за Бурханкой. Ну как с остатками… богдойцев, наверное, было немногим меньше, чем темноводцев. Даже с союзниками. Правда, он лишился двух третей своей артиллерии. Да и войско его, по итогу всех боев, как минимум, уполовинилось. В последнем сражении, наконец, сильно проредились самые опасные его бойцы — корейские мушкетеры. А восьмизнаменники остались без главного преимущества — лошадей.

«Патовая ситуация вышла — невольно улыбнулся Санька. — Ни у кого сил для нападения не хватает».

Он стоял на южной стене острога и вглядывался в россыпь огоньков маньчжурского лагеря, проглядывавших сквозь жидколесье.

— Но есть одна разница, товарищ Шархуда, — добавил он вслух. — Ты находишься на чужой земле. А мы у себя дома. В Темноводье.

Глава 60

Ночи в июле на Амуре жаркие, почти как в тропиках. И такие же шумные: лягушки поют, всякие членистоногие стрекочут. Но, к этим