Он занервничал за рулем, когда они оказались в городе. Водить в Сент-Поле — не то же, что в Омахе.

Элеанора читала карту. Впрочем, быстро выяснилось, что до сих пор она никогда не пользовалась картами — нигде, кроме уроков географии. Поэтому они то и дело сворачивали не туда.

— Извини, — говорила Элеанора.

— Ничего, — отвечал Парк, радуясь, что Элеанора сидит рядом с ним. — Я никуда не тороплюсь.

Она коснулась ладонью его бедра.

— Я тут подумала…

— Да?

— Не входи в дом, когда мы приедем.

Парк мельком взглянул на нее, но тут же отвернулся, боясь снова пропустить поворот.

— Почему? — сказал он. — Нет, так не пойдет. А что, если они не позволят тебе остаться?

— Тогда им придется придумать, как отправить меня домой. Я буду их проблемой. Может, дадут больше времени, чтобы рассказать им обо всем.

— Но… я не против, чтобы ты оставалась моей проблемой.

— Давай будем разумны, Парк. Если ты быстро уедешь, сможешь попасть домой до темноты.

— Но если я быстро уеду… — прошептал он. — Я слишком быстро уеду.

— В любом случае, нам придется попрощаться, — сказала она. — Так ли важно, будет это сейчас, или через несколько часов, или завтра утром?

— Ты шутишь? — Парк посмотрел на нее, надеясь, что пропустил поворот. — Да, ты шутишь.

Элеанора

— Давай будем разумны, — сказала она. А потом закусила губу. Ей придется справиться с этим. Усилием воли.

Она уже узнавала знакомые места. Серо-белые дощатые дома в зеленых дворах. Семья Элеаноры приезжала сюда на Пасху — через год после ухода отца. Дядя и его жена были атеистами, но путешествие оказалось забавным.

У них не было детей. Вероятно, сознательное решение. Должно быть, они знали, что миленькие детишки вырастают в ужасных проблемных подростков.

Но дядя Джофф пригласил ее сюда…

Он хотел, чтобы она приехала. По крайней мере, на несколько месяцев. Может, и не придется рассказывать ему все прямо сейчас. Может, он просто решит, что она приехала пораньше.

— Это здесь? — спросил Парк.

Он остановился перед серо-голубым домом с ивой на переднем дворе.

— Да. — Элеанора узнала дом. Узнала дядину вольво на подъездной аллее.

Парк нажал на газ.

— Куда ты?

— Никуда. Просто прокатимся вокруг квартала.

Парк

Он объехал вокруг квартала.

Вот и все. Парк остановил машину недалеко от дома ее дяди. Так, чтобы дом был виден из окна. Элеанора не могла отвести от него взгляд.

Элеанора

Нужно попрощаться с ним. Сейчас. А она не знала, как.

Парк

— Ты помнишь мой номер?

— 867–5309.

— Офигеть!

— Чего тут фигеть? Я никогда не забуду твой номер.

— Позвони, как только сможешь, ладно? Сегодня. За счет абонента. И дай мне номер твоего дяди. Или, если он не захочет, чтобы ты звонила, пришли мне номер в письме. Ты ведь напишешь?

— Он может сплавить меня домой.

— Нет. — Парк выпустил рычаг и взял ее за руку. — Ты туда не вернешься. Если дядя отправит тебя домой, приходи ко мне. Мои родители помогут с этим разобраться. Папа уже сказал, что они помогут.

Элеанора медленно кивнула.

— Но дядя не отправит тебя домой, — сказал Парк. — Он поможет… — Она снова кивнула. — И он не станет возражать, если иногда тебе позвонит межгород.

Она молчала.

— Эй, — сказал Парк, взяв ее за подбородок. — Элеанора?..

Элеанора

Дурацкий азиатский парень.

Дурацкий прекрасный азиатский парень.

Слава богу, что сейчас она не могла выдавить ни слова. Иначе — не было бы конца мелодраматическому мусору, который вывалился бы из нее.

Стоило бы поблагодарить Парка за спасение ее жизни. И речь не только о вчера — он спасал ее каждый день, с тех самых пор, как они встретились. Глупая, слабая девчонка! Если ты не можешь спасти собственную жизнь, стоит ли вообще спасаться?..

Не бывает прекрасных принцев, твердила она себе.

И нет такой штуки, как счастье на веки вечные.

Она посмотрела на Парка. В его золотисто-зеленые глаза.

Ты спас мне жизнь, думала она. Не навсегда. И, возможно, это плохо кончится. Может, это только вопрос времени. Но ты спас мне жизнь, и теперь я твоя. Вся я, без остатка, принадлежу тебе. Навсегда.

Парк

— Я не знаю, как попрощаться, — сказала она.

Он отвел волосы с ее лица. Никогда еще она не казалась ему такой красивой.

— Тогда не прощайся.

— Но мне надо идти…

— Так иди, — сказал он, взяв ее щеки в ладони. — Но не прощайся. Мы не расстаемся.

Она с сомнением глянула на него и покачала головой.

— Все так нелепо…

— Да? Но ты побудешь со мной еще пять минут?

— Люди часто говорят: «Мы не прощаемся». Но на самом деле они просто боятся признать правду. Мы не увидимся завтра, Парк. Я вообще не знаю, когда мы увидимся. И надо сказать что-то другое… А не просто: «мы не прощаемся».

— Я не боюсь своих чувств, — сказал он.

— Ты — может, и нет, — ответила она едва слышно. — А я боюсь.

— Ты, — сказал он, обнимая ее и обещая себе, что это не в последний раз, — самый отважный человек, которого я знаю.

Элеанора снова покачала головой, словно пытаясь стряхнуть слезы.

— Просто поцелуй меня на прощание, — прошептала она.

Только на сегодня, подумал он. Не навсегда.

Элеанора

Можно подумать, что, если прижать кого-то к себе, вы никогда не расстанетесь… Можно подумать, что, если держать достаточно крепко, чувство останется, когда он оторвется от вас…

Всякий раз, когда Элеанора отрывалась от Парка, чувство потери было невыносимо.

Она вылезла из фургона.

Она не верила, что сможет стоять, не прикасаясь к Парку. Она прикипела к нему. И теперь оставляла здесь часть себя.

Парк вышел следом за ней, но Элеанора остановила его.

— Нет. Останься.

Она с беспокойством смотрела на дядин дом.

— Все будет хорошо, — сказал Парк.

Она кивнула.

— Обязательно.

— Потому что я люблю тебя.

Она рассмеялась.