Как раз перед запретом Альфонсо и появилось первое письмо Зилио. с этого года и началась переписка с использованием псевдонимов. Альфонсо назывался Камилло, Ипполито — Тигрино (намек на его взрывной характер). В соответствии с письмом, датированным 23 марта 1508 года, Франческо (Гвидо), по всей видимости, отправил обратно инкриминирующие письма: Строцци отдал Лукреции ее письмо, а остальные сжег. Часть письма посвящена причине налаживания отношений между Гонзага и братьями Эсте. Поступило предложение, чтобы Гонзага приехал в Феррару и примирился. Из текста ясно, что в этом заинтересована была Лукреция. Гонзага отговорился тем, что болен. Хотя он и страдал от сифилиса, это был предлог, которым он часто пользовался, чтобы избавить себя от неприятностей, и Лукреция, похоже, прекрасно это понимала: «Она выражает Вам сочувствие по поводу болезни, тем более что Ваше недомогание помешало Вам написать и уж тем более приехать сюда. Ваш приезд для нее значит больше, чем 25 тысяч дукатов. Не могу описать Вам ее гнев — так уж хотелось ей Вас увидеть — и разочарование из-за того, что Вы ей не ответили. Очень бы хотелось ей знать причину этого». Строцци советовал ему «примириться» с Альфонсо и Ипполито, даже если они и взяли к себе его слугу (паж, очевидно, бежал из Мантуи и был взят на службу Ипполито). Если же Франческо этого не сделает, «они каждый день — так или иначе — будут искать повода Вас обидеть». Мадонна Барбара поручила ему написать от своего имени, чтобы он (Франческо) последовал совету Строцци: «Никакого вреда Вам от этого не будет, а будет польза, ну а если и пользы не будет, так по крайней мере мадонна Барбара будет довольна. Заверяю, она Вас любит, и ей не нравится, что Вы не слишком тепло к ней относитесь. Впрочем, она довольна тем, что Вы держите все в секрете, и это одно из многих качеств, которые она в Вас ценит». Он еще раз сказал о недоумении Лукреции в связи с тем, что Франческо ей не ответил: «Если Вы согласитесь, то вот Вам повод: сюда едет мой шурин, и с ним Вы можете передать Ваше письмо».

Эрколе Строцци еще раз написал о желании Лукреции увидеть Франческо: «Она говорит. Вы должны сделать все, для того чтобы она с Вами встретилась». Следующее письмо написано было в канун родов Лукреции. Факт этот поразил Луцио, доверенного человека Изабеллы. Гонзага написал мадонне Барбаре, что у него лихорадка. Она просила его сообщить Строцци о своем самочувствии и чтобы он был подружелюбнее. «Каждый день мы говорим о Вас, — писал Строцци, — и умоляем сделать все для примирения с Камилла, потому что, с любой точки зрения, мир лучше ссоры». Альфонсо, сообщил он, накануне уехал Венецию, однако о наказе Камилло своей жене — не сообщать Гонзага о родах — он не упомянул. Лукреция же об этом написала, просила простить и поверить в «доброе ее отношение». Официально Бернардино Проспери был направлен Лукрецией в Мантую, чтобы объявить Изабелле, и только Изабелле, о рождении маленького Эрколе. На следующий день Альфонсо направил из Венеции официальное уведомление Гонзага. Даже Проспери считал более чем странным то, что его не отправили с письмом к Франческо. «Насколько мне известно, все огорчены, что мне не дали такого же письма для высокочтимого маркиза…»

9 апреля Лукреция, отчаянная и страстная, продиктовала текст письма Строцци для передачи Гвидо. Она пожаловалась, что Альфонсо и Ипполито не хотят сообщить ему о рождении ребенка. Такое их желание она почти истерически отвергла и заявила: она официально пошлет гонца в Мантую, пусть Франческо об этом узнает. Она хотела отправить Строцци, он же, если судить по его письму Гонзага, весьма твердо отказался под следующим предлогом:

Любоваться первенцем Альфонсо было недосуг: он уехал по делам, на этот раз к королю Франции. Надо было заверить его в своей лояльности. Дело в том, что в апреле понтифик наградил его золотой розой, да и с Венецией герцог примирился, все это могло вызвать у Людовика подозрения. Гонзага не навестил Лукрецию в отсутствие герцога, вместо этого он поспешил уладить отношения с Альфонсо, воспользовавшись рождением его наследника. Он срочно отправил своего секретаря, Бенедетто Капилупо, чтобы тот передал от него поздравления и заверения в братской дружбе. Альфонсо растрогался и сказал Капилупо, что он благодарен и охотно принимает поздравления и пожелания. Затем он пригласил Капилупо посмотреть на сына, попросил, чтобы при нем его перепеленали: пусть посмотрит на обнаженного младенца, «какой он красивый, и все у него так, как полагается». Строцци передал маркизу новые страстные излияния Лукреции и требование, чтобы Франческо Гонзага приехал к ней. Вместо этого Франческо отправил с одним из своих гонцов письмо, написанное рукой секретаря. В нем говорилось, что он по-прежнему болеет. Он не решался написать собственноручно: в те дни послания, написанные собственной рукой, считались доказательством интимных взаимоотношений. Зная, что шпионы в Ферраре не дремлют, он предпочитал диктовать свои письма секретарю. Тем не менее исчез даже такой безобидный документ, хотя многочисленные письма Лукреции хранятся в архивах Гонзага в Мантуе. (Писем ей от Франческо за 1518–1519 годы в архивах Эсте совсем немного.) «Не могу описать страстную привязанность к Вам мадонны Барбары, большей любви просто и быть не может…» Строцци продолжает: «Она любит Вас значительно сильнее, чем Вы предполагаете, потому что если бы Вы поверили в то, что я Вам всегда говорю. Вы относились бы к ней с большей теплотой, заверяли бы ее об этом в письмах и искали бы предлога с нею встретиться…» Строцци побуждал Франческо сделать все возможное и навестить Лукрецию, «…тогда Вы увидите, как сильно она Вас любит, Вы это сами поймете…»

Лукреция хотела задержать гонца, чтобы успеть написать ответ собственноручно, однако роды слишком ее ослабили. Она утверждала, что примирение с Альфонсо стало бы хорошим поводом для его приезда в Феррару и что до своего отъезда Альфонсо будто бы сказал, что ждет такого шага со стороны Гонзага. О своих чувствах она не могла заявить яснее: «[Она] говорит, что вы должны сделать это [примириться), потому что тогда Вы сможете свободно к ней приезжать». Противоречивые чувства обуревали Лукрецию: в одну минуту она хотела поторопить Строцци в дорогу, а в следующую — просить, чтобы он задержался и составил ей компанию. «В любом случае напишите ей, чтобы она не подумала, что Вы к ней охладели», — внушал Строцци маркизу. Это было последнее дошедшее до нас письмо Строцци… Отреагировал ли на него Гонзага, неизвестно. Впрочем, используя болезнь как предлог, он оставался в Мантуе, должно быть, все еще остерегался Эсте. Альфонсо в городе не было, зато Ипполито, враждебный и безжалостный, не трогался с места. Он часто навещал Лукрецию. Альфонсо, впрочем, вернулся из Франции на удивление быстро. 13 мая он поспешил к Лукреции и ребенку.