— Равенуортский фарфор превосходно расходится, Рейли, — заверила Кэссиди. — Думаю, в скором времени придется строить большую фабрику.

Кэссиди на ресницу опустилась большая снежинка, и Рейли захотелось дотронуться до нее губами.

— Так ты говоришь, у тебя появилась новая идея? — пробормотал он.

— Я убеждена, что если бы крестьяне крепче встали на ноги, то не понадобилось бы разбивать эти огороды, а вместо них можно было бы выращивать пшеницу. Но не для собственных нужд, а для того, чтобы возить ее на рынок в Лондон.

— Оригинальная идея, — отозвался Рейли.

— Вовсе нет! Я много об этом читала. Подобные хозяйства процветают в Америке, — продолжала Кэссиди, и ее глаза возбужденно заблестели. — Для крестьян тут множество выгод. Они могут также сеять клевер, чтобы кормить домашний скот.

— Если только он у них есть.

— Они смогут им обзавестись на деньги, вырученные от продажи фарфора.

— И как это я сам до этого не додумался, — пробормотал Рейли.

— Крестьяне смогут построить мельницу, и им не придется возить зерно для помола в соседнюю деревню. Это будет для них значительно дешевле… Я уже распорядилась, чтобы женщины, которые не заняты изготовлением фарфора, приступили к устройству магазина, чтобы торговать посудой. Благодаря этой работе они будут не так зависеть от мужей и смогут гордиться тем, что тоже зарабатывают деньги.

— Ты что, хочешь, чтобы я сделался купцом? — воскликнул он с шутливым испугом.

— Отнюдь нет, Рейли, — улыбнулась она. После недолгой паузы Кэссиди поинтересовалась: — Рейли, тебя больше не мучают головные боли?

— Нет, моя маленькая уелительница! С тех пор, как ты меня прооперировала, все прошло.

— Я так рада. Меня это очень беспокоило.

— Неужели?

— Да, конечно!

Он притянул ее к себе. Ему хотелось рассказать ей о своих чувствах. Она такая прелестная, умная, добрая и отважная. Он просто обожает ее.

— Я буду помогать крестьянам, чем смогу, — пообещал Рейли. — Но только в том случае, если ты согласишься вернуться домой. Становится очень холодно. Я не хочу, чтобы ты простудилась.

Рейли подхватил Кэссиди на руки и понес к замку. Глядя на нее, он думал о том, что она с каждым днем становится все прекраснее и все необходимее для него.

Ему показалось, что она дрожит.

— Ты замерзла? — спросил он.

Ему так хотелось обнять ее покрепче и рассказать обо всем том, что переполняло его в эту минуту.

— Нет. Я люблю снег. А ты? — спросила Кэссиди.

Он внес ее в дом на руках и поставил на ноги. Тут же явился Амброуз и принял их заснеженные плащи. Рейли смотрел, как Кэссиди поднимается по лестнице, и только потом ответил:

— Донедавнего времени я вообще не замечал, как меняются времена года…

— Неужели, Рейли? — изумилась она.

— Уверяю тебя.

Она помолчала, а затем положила ему на плечо руку в перчатке.

— Что же такое с тобой стряслось, Рейли? — спросила Кэссиди. — Почему ты стал так презирать жизнь?

— Не то чтобы я стал ее презирать, — сказал он. — Просто потерял веру.

— Но почему?

Он протяжно вздохнул.

— Скажем так, я познал человеческую натуру и понял, что люди — не ангелы.

— Но ведь и ты — не ангел?

Рейли взял ее под руку и вместе с ней поднялся по лестнице.

— Не вижу смысла в этих разговорах, — пробормотал он.

— А я вижу, — возразила Кэссиди. Ей так хотелось узнать настоящего Рейли, но пока перед ней открылась лишь малая часть его души. — Это очень важный разговор. Просто ты не хочешь говорить на эту тему, правда?

Они подошли к ее комнате. Рейли открыл дверь, усадил Кэссиди в кресло и опустился на колени, чтобы снять с нее сапожки.

— Мне всегда казалось, что обсуждать собственную персону — дурной тон, — улыбнулся он. — Но тебя, наверное, с детства учили, что нужно дать мужчине выговориться. Потому что мы, мужчины, очень самолюбивые и высокомерные создания и любим разглагольствовать о собственной персоне.

Кэссиди рассмеялась.

— А ты хорошо знаешь женщин, Рейли! — воскликнула она. — Я права?

— Иногда мне кажется, что знаю, — задумчиво проговорил он. — А впрочем, может быть, я и ошибаюсь…

Она недоверчиво посмотрела на него.

— Если мужчине хочется мною командовать, то, конечно, он уверен, что знает меня.

Рейли едва сдерживал смех.

— Боже, помилуй мужчину, который думает, что знает тебя хоть немного! — он помог надеть ей домашние туфли, а затем поднялся. — Что касается меня, то я даже и не пытаюсь этого добиться…

Рейли приподнял ее ноги, заботливо положив под них подушку, и укутал ее пледом.

— Хочешь поужинать здесь? — спросил он.

Кэссиди тронуло то, с какой нежностью он обращается с ней, но потом она сообразила, что это, наверное, оттого, что она носит в своем чреве его наследника.

— Я бы не отказалась, — ответила она. — Ты поужинаешь со мной?

— Если ты не возражаешь, — кивнул он. — Пойду обо всем распоряжусь.

Он на минуту вышел из комнаты, чтобы найти Оливера, а вернувшись, спросил:

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Как никогда, — заверила Кэссиди.

— Я плохо разбираюсь в женских делах, но знаю, что вынашивать ребенка довольно утомительное занятие. Ты, наверное, очень устала.

Неужели беспокойство о ее здоровье — простая любезность?

— Это не то чтобы утомительно, — сказала Кэссиди. — Скорее удивительно. Я тебе передать не могу, что я чувствую, когда он там шевелится! Я его так люблю!

— Его? — уточнил Рейли.

— Мне кажется, что это мальчик. Наверное, потому, что ты так хочешь сына, — она заметила на себе его нежный взгляд. — Мне хочется родить тебе сына, Рейли, — сказала она.

— Чтобы окончательно со мной расплатиться?

Кэссиди почувствовала ком в горле.

— Да, пожалуй, — кивнула она.

— Ты любишь детей, — вдруг сказал Рейли. — Я вижу, как ты возишься с Арриан и как она тебя обожает.

— Да, — согласилась Кэссиди. — Дети такие чистые. Они никогда не лгут. У них все написано на лице.

— Чего нельзя сказать обо мне, Кэссиди? — поинтересовался Рейли.

Она на мгновение задумалась. Он сложный человек, и даже если ей суждено прожить с ним целую жизнь, то и тогда она не сумеет его до конца узнать.

— Ты очень хорошо умеешь скрывать свои чувства, — сказала Кэссиди.