ни разу не слышал, чтобы он разговаривал! Выходит, Семён нам врал?

В этот момент Семён Михайлович спускался по трапу, а вслед за ним тихо топал Сиволап, держа в руках два объёмистых чемодана, а на спине неся притороченный кофр, закреплённый верёвками. Они успели попрощаться ещё на борту «Фёдора Ушакова», поэтому сейчас, заметив их, Семён Михайлович просто помахал им рукой.

– Вы считаете, что он что-то пытался сделать с папкой с помощью Сиволапа?

– Но ведь это же возможно! – мысли вели консула всё дальше и дальше, – Вполне возможно, что и сам Семён Михайлович ничего об этом не знал, а англичане, пока автоматон был на их земле, тайно похитили Сиволапа и что-то установили в его жестяное брюхо. Какую-нибудь диверсионную перфокарту, алгоритм которой дремал до поры до времени. А когда представился удобный случай, он и попытался открыть папку, пока его хозяин отвернулся. Либо даже стал делать это, вопреки воле хозяина. – Позумцев впился пальцами в локоть Кирилла, – Вы должны немедленно арестовать его!

– Но позвольте, стоит ли? – улыбнулся Кирилл. – Ведь документы не украли, верно? Всё на месте, и мы со своей работой справились.

Снова повернувшись к трапу, они увидели, как на причал сходит леди Бичем. Женщина по-прежнему, как и говорил Семён Михайлович, держала большой платок, закрывая им практически всю нижнюю половину лица.

– Ох, – выдохнул Николай Григорьевич. – Одно только жалко, что леди Бичем столь сильно расстроена. Мне сказали, она от волнения даже немного заболела.

Кирилл Петрович усмехнулся, увидев из-под платка британской подданной следы въевшейся в кожу краски:

– Не волнуйтесь. Она обязательно выздоровеет. Скажем так, через полгода.

Недалеко от них остановился паромобиль британского консульства. Леди Бичем поспешно села в него, отдав прислуге указания насчёт багажа. Некий мужчина, сидевший на заднем сидении, коротко переговорил с женщиной. Отвечая, леди Бичем подбородком указала на них двоих. После чего мужчина, бросив злобный взгляд на стоявших Кирилла и Николая, похлопал по плечу водителя, и паромобиль, выпустив в воздух струю пара, быстро уехал в город.

– Что-то я не вижу Илью Ивановича. Как думаете, он добровольно отправится в участок? Мне хотелось бы попрощаться с ним.

Сошедший на землю старпом отдавал приказы матросам касательно выгрузки гоночных паромобилей, когда рядом с ним оказались Позумцев и Кирилл Петрович.

– Простите, вы случайно не видели Илью Ивановича? – спросил консул у старпома, уточнив, – Графа?

– Нет, не видел. А он разве ещё не сошёл? – удивился мужчина. – Анна Илларионовна с вещами графа уже сошла и ждёт его на вокзале.

– Нет, он не сходил, – уверенно кивнул Кирилл.

– Я видел Илью Ивановича, ваше благородие, – рядом с ними неожиданно очутился офицер Сухов. – В последний раз я видел его на носу «Фёдора Ушакова». Он ходил от одного борта к другому, плакал и что-то бормотал себе под нос.

– А потом? – спросил Василий Андреевич у своего подчинённого.

– Потом? Прошу прощения, но потом я его уже не видел, – ответил Сухов.

Оба офицера заметили, как Кирилл Петрович, услышав эту новость, склонил голову и покачал головой.

– Что-то не так? – переспросил старпом. – Мне найти графа?

– Вы его, скорее всего, уже не найдёте. С другой стороны…, – прошептал Кирилл вслух, – возможно, для графа это был единственный исход. Прощайте.

Кирилл Петрович приподнял котелок и направился к зданию вокзала, оставив мужчин в недоумении.

Конец.

История архивариуса.

(частично основано на событиях современности)

1874 год, август.

Конец лета был довольно-таки мягким. Солнце не пекло, как это было в начале месяца, поэтому глава Смольного института благородных девиц – Мария Павловна Леонтьева – не смогла отказать Кириллу Петровичу в загородном обеде на свежем воздухе вместе с группой её воспитанниц, как это обычно бывало – она любила ссылаться на то, что девушки вспотеют на такой жаре, и не дай Бог потом заболеют.

Реформы Константина Дмитриевича Ушинского, с помощью которых он пытался кардинально изменить методы воспитания в институте в сторону улучшения, ко времени описываемой истории уже были в прошлом – от них отказались со спокойной душой. Но традицию общения воспитанников Смольного института и Морского Училища оставили.

– И всё-таки… как то это… не правильно, что ли? – думала вслух Анна Михайловна, седая старушка, которая, несмотря на преклонные годы, держала осанку с величественной грацией. Она была одета в чёрное платье, которое оставляло открытыми только ладони и шею.

– Отчего же? – улыбнулся Кирилл Петрович, сидящий рядом с ней за рулём паромобиля, – Не вижу в этом ничего предосудительного. Молодые люди должны общаться между собой – это в порядке вещей.

– Как только вы смогли уболтать Марию Павловну, не понимаю, – покачала головой старушка.

– Мария Павловна – женщина упёртая, но умная. Она тоже понимает, что если девочек всё время обучения держать в четырёх стенах и только изредка выводить на прогулку во внутренний двор, что лично мне напоминает самую обычную тюрьму, то ничего хорошего из этого не выйдет. – Мужчина вывернул руль, уводя машину от опасной кочки, – Да и возможность представилась хорошая – кадеты не так давно вернулись после практики на кораблях учебного класса, и им следует отдохнуть, – заметил Кирилл Петрович, – Общение – вот что главное! В противном случае ваши воспитанницы даже пары слов не смогут сказать, оставшись наедине со своим мужем, и мужья так и проживут с ними всю жизнь, думая, что они глупы.

Женщина пожала плечами:

– В чём-то вы правы…

– Хотя на самом деле в своё время они просто не научились общаться с противоположным полом.

С заднего сидения, где расположились три воспитанницы Смольного, стала доноситься возня и шушуканье:

– Спроси ты…

– Нет, ты сначала…

– В чём дело, барышни? – спросил водитель.

– Мы хотели спросить… скажите, Кирилл Петрович, а среди юношей будут красивые?

Мужчина поперхнулся, встретившись с понимающим взглядом Анны Михайловны:

– Вот как мы остановимся, и все выйдут на свежий воздух, вот тогда и увидите, сударыни. Точно могу сказать, что калек и кривых среди них нет.

Три сверкающих хромом и латунью паромобиля мчались по лесистой местности вдоль Невы, поднимая пыль. Кроме них, здесь редко встречался другой транспорт. Наконец первая машина, за рулём которой сидел Кирилл Петрович, свернула с дороги и углубилась в лес. Остальные последовали за ней. Минут через пять небольшая колонна машин остановилась.

– Как вам? – спросил мужчина парней и девушек, выходящих из паромобилей наружу, – Красиво, не правда ли?

Он помог Анне Михайловне выйти из машины, подав ей руку.

– Очаровательно! – женщина оглядела высоченные кроны деревьев, вздёрнувших свои ветви подобно гигантскому шатру, – И не скажешь, что мы всего лишь в десятке вёрст от Петербурга!

– Фи! Здесь грязь. –