— Джордж Герринг, председатель, — повторил я. И вспомнил недалекого громилу Тиндли, с подобострастием повторявшего: «Да, мистер Джордж, нет, мистер Джордж».

— Стало быть, Джордж — имя, а не фамилия того человека… Стало быть, это и был Джордж Герринг. Без сомнения, он в родстве с Генри Геррингом, дядей Эдгара По! С тем самым Генри Геррингом, который вторым — после Снодграсса — оказался рядом с По и не пожелал приютить несчастного поэта.

— Теперь вы видите: ни тот факт, что По пил в принципе, ни точное количество выпитого почти не проливают света на обстоятельства его смерти; однако эта информация необходима для восстановления последовательности событий. Мы с вами, мосье Кларк, вплотную подошли к разгадке и наконец-то можем учесть факт приема Эдгаром По спиртных напитков.

— Мосье Дюпон, — начал я, отложив газету, — уж не хотите ли вы сказать, что вам теперь все понятно? Что можно открыть миру тайну Эдгара По прежде, чем Барон Дюпен откроет свой лживый рот?

Дюпон поднялся со стула и прошел к окну.

— Еще немного терпения, мосье Кларк; еще немного терпения.

Барон, до последнего времени столь деятельный, вдруг подозрительно притих. Нигде не показывался — наверное, добавлял последние штрихи к лекции, заявленной через два дня; в Балтиморе только о ней и говорили. Я несколько раз обошел город с целью вызнать, в какую гостиницу Барон перебрался; попытки не увенчались успехом. Во время одной из таких экскурсий кто-то тронул меня за плечо.

Я оглянулся. Передо мной был один из двоих постоянных преследователей Барона Дюпена. Его товарищ, одетый в точно такой же мундир, стоял чуть поодаль.

— Ну-с, мы ждем ваших объяснений, — с неопределяемым акцентом произнес первый. — Кто вы?

— Вас это не касается, — отвечал я. — Такой же вопрос я могу задать и вам.

— Не время дерзить, мосье.

Мосье. Значит, эти двое — французы.

— Мы наблюдали за вами в последние несколько недель. Вы постоянно отираетесь возле его гостиницы, — с неприязнью произнес первый француз и сделал бровями характерное, сугубо французское движение, которое периодически демонстрировал и Дюпон. — Впрочем, это неудивительно — людям свойственно регулярно навещать друзей.

Значит, в представлении этих двоих Барон мне друг — Барон, который сперва похитил меня, затем обманул, а теперь запугивает!

Французы молчали, а я судорожно обдумывал свое положение. В процессе шпионажа за Бароном я нажил врагов; враги Барона теперь и мои враги!

— Я ничего не знаю и знать не хочу ни о долгах этого человека, ни о его кредиторах, — сказал я.

Французы переглянулись:

— Тогда говорите, в какой гостинице он сейчас живет.

— Это мне тоже неведомо, — честно ответил я.

— А имеется ли у вас полное представление о его проблемах, мосье? Они станут вашими, если будете выгораживать вашего друга. Право, он не стоит таких жертв.

Резко развернувшись, я зашагал прочь.

— Постойте, мосье, разговор не окончен! — донеслось сзади.

Я оглянулся; французы спешили за мной. «Интересно, — подумал я, — если пуститься бегом, они тоже побегут?» И с целью проверки ускорил шаг.

Я пересек Мэдисон-стрит и приближался теперь к колонне Вашингтона, возле которой, как всегда, было довольно людно. Колонна Вашингтона представляет собой массивный мраморный цилиндр диаметром двадцать футов, установленный на широкий постамент и увенчанный скульптурным изображением генерала Джорджа Вашингтона в полный рост. Колонна привлекает внимание не только благодаря размерам и белоснежности мрамора — она резко контрастирует с остальными зданиями на улице, построенными из кирпича. Я счел ее самым безопасным местом в Балтиморе.

Итак, я шагнул в дверь в основании монумента, где уже собралась изрядная толпа желающих подняться по винтовой лестнице внутри полой колонны. Одолев первый лестничный пролет, я помедлил в одной из ниш. Свет поступал туда сквозь небольшое квадратное отверстие в стене; мимо пробежали два мальчика. Я улыбнулся, полагая, что французы либо оставили меня в покое, либо потеряли из виду; однако не успел я мысленно возликовать, как снизу послышались тяжелые шаги двух пар сапог и донесся возглас:

— Il est là![20]

Я не стал дожидаться встречи нос к носу, а поспешил вверх по ступеням. Единственное мое преимущество состояло в том, что и лестница, и смотровая площадка были изучены мной еще в детстве. Французы, пусть и более выносливые, и более проворные, здесь, в колонне Вашингтона, оказались впервые. Возможно, они сравнивали узкую колонну с парижской Триумфальной аркой. Оба архитектурных памятника вознаграждают упорство любопытствующего восхитительной панорамой, но прославляют диаметрально противоположные достижения. Триумфальная арка является апофеозом наполеоновской империи, в то время как мраморная колонна в Балтиморе возведена по случаю отставки Вашингтона из армии и отказа использовать свое положение для узурпации власти.

Впрочем, мои преследователи едва ли были склонны к философским размышлениям о власти и деспотизме — они думали только о том, как бы сбросить меня со смотровой площадки. Передвигались они быстрее, чем компания мальчишек, затеявших догонялки на лестнице, — мальчишки выдохлись уже на полпути. А мои французы достигли круглой платформы на вершине колонны и двинулись по диаметру, расталкивая посетителей, мешая им упиваться видом на реку Патапско и Чесапикский залив. Напрасно, впрочем, заглядывали они под каждую шляпу и искали за каждым широким кринолином — жертвы, то есть меня, нигде не было.

Зато сам я отлично их видел, ибо успел спрятаться ста двадцатью футами ниже, на узком балкончике, куда вела дверь без надписей и табличек — этой дверью пользовались только уборщики, каждый закоулок колонны содержавшие в идеальной чистоте, да еще посетители, которым по пути наверх требовался глоток свежего воздуха. На балкончике я дождался, пока французы выберутся на смотровую площадку; убедился, что они не разделились, что один из них не подстерегает меня на выходе.

Вскоре французы сообразили, что я провел их, свесились с перил и сразу увидели меня. Я улыбнулся, приветливо помахал им и бросился к служебной двери.

Увы, торжествовал я недолго. Дверь, ведшая обратно на лестницу, не поддавалась, сколько я ее ни пинал, сколько ни бубнил: «Господи, только не это!»

Вероятно, замок каким-то образом защелкнулся. Тогда я отчаянно забарабанил по двери в надежде, что меня выпустит кто-нибудь из посетителей.

Французы мигом оценили ситуацию. Один из них поспешил к лестнице, другой наблюдал за мной, словно демон тьмы. «Если, — прикинул я, — первый француз по лестнице доберется до двери, мне не уйти». Вытянув шею, я смотрел на группку почтенных дам, выходивших на площадку; я лелеял слабую надежду, что дамы на несколько мгновений задержат француза; что за это время в голове моей оформится план спасения.