Яромила отступила назад, по-прежнему прижимая руку к сердцу, и на этой руке в свете огня яркой искрой блеснул золотой перстень варяжской работы. Она сделала совсем маленький шаг — в тесном кругу родичей ей и некуда было отойти дальше, — но почему-то все сразу поняли, что все изменилось и отдавать свою руку Вестмару сыну Халльварда она более не намерена. Сам Вестмар, в удивлении обернувшись, проследил за ее взглядом, но ничего не понял. Ему бросился в глаза дорогой меч, так не подходивший к дешевой одежде незваного гостя, который уверенно проталкивался в середину круга, но его лица он никогда не видел. А черты Яромилы вдруг озарились внутренним светом. Она старалась и не могла подавить улыбку, в которой виделись радость сбывшихся надежд и торжество удачно завершенного дела. Чего в ее лице сейчас не было — так это удивления.

— Я успел! — на северном языке сказал незнакомец, пройдя в круг возле печи и бросив беглый взгляд на приготовленный каравай, на котором Вестмар и Домагость все еще держали ладони, от изумления забыв расцепиться. — Ведь я успел? Ты еще не дала ему руку?

Яромила покачала головой, прижимая руку к груди, и варяг взял ее в свою. Повернул, бросил взгляд на золотой перстень.

— Ты сохранила его. — Он посмотрел в лицо Яромиле. — Ты знала, что я вернусь.

— Князь Ольг! — воскликнул Домагость, наконец узнавший гостя. — Люди, это он, или блазень нас морочит?

Гости загудели: одни узнавали «варяжского князя», которого не видели здесь три с лишним года, другие вспоминали, что слышали о нем.

— Кто ты? Что происходит? — Недоумевающий и оскорбленный Вестмар шагнул вперед, к своей невесте и чужому мужчине, который так уверенно держал ее за руку, будто имел на это неоспоримое право.

— Это твой жених? — уточнил у Яромилы незнакомец, и она кивнула. — Мое имя — Одд сын Свейна, по прозвищу Хельги, я сын конунга Халогаланда, — пояснил он Вестмару. — А как тебя зовут?

— Я — Вестмар сын Халльварда, по прозвищу Лис, из Вестманланда. Но по какому праву ты приблизился к моей невесте и почему ты вообще ворвался в этот дом без приглашения?

— Мне было некогда ждать приглашения. Я знал, что если не успею сегодня, то моя жена будет обручена с другим мужчиной, и тогда, чтобы получить ее, мне придется или расторгнуть ваше обручение, или даже убить тебя. Я не хочу убивать тебя, ибо не сомневаюсь, что ни Домагест хёвдинг, ни сама Йармиль не могли дать согласие недостойному человеку, — «утешил» он онемевшего от такой наглости Вестмара. — И мне пришлось поспешить, чтобы заявить о своих правах, пока не поздно.

— О каких правах? — возмутился опомнившийся Вестмар. — Домагест хёвдинг! Что все это значит? Ты знаешь этого человека? Что значит — его жена?

— Знаю, как не знать! — Домагость наконец убрал руку с обручального каравая и покрутил головой. — Где же ты, сокол сизый, полетывал, а? Три года прошло с половиною, в этом году мальца будем подстригать.[44]А ты где был?

— Простите, если мое отсутствие показалось вам слишком долгим. Мы не заключали никакого уговора на этот счет, ты мог выдать твою дочь замуж в любое время, и я не в обиде за то, что ты приискал ей хорошего мужа. Но я знал, что Йармиль будет ждать три года. Они минули прошедшим летом, но я не мог вернуться к сроку. Я потом расскажу, что со мной случилось в земле эстов и почему мне пришлось зазимовать там, а не здесь, как я собирался. Но… — Одд конунг снова обернулся к Яромиле, руку которой все еще сжимал. — Но я все время помнил о том, что ты обещала мне сына. Могу я его увидеть?

Яромила кивнула и протянула руки к Молчане. Одд обернулся. Яромила взяла у челядинки мальчика и поднесла его к Одду.

— Какое имя ты ему дала? — Он улыбнулся, рассматривая дитя.

— Огнебож. Это значит «данный богом огня», — впервые подав голос, пояснила ему Яромила на северном языке, поскольку словенского урман не знал. — Ведь он был ребенком священных костров Середины Лета и… бога Высокого Пламени, Халоги.

— Дай-ка! — Одд сбросил промокший плащ, забрал у нее мальчика и обернулся к собравшимся. — Перед всеми этими свободными и знатными людьми, перед родичами Йармиль, дочери Домагеста хёвдинга, и прочими жителями Альдейгьи я, Одд сын Свейна, признаю этого мальчика моим сыном и даю ему имя Свейн-Эльд. Это значит примерно то же — «сын огня».[45]

Яромила переменилась в лице. Одд не просто признал сына, как требовалось по северным законам. Он дал ему имя своего собственного отца. А это означало, что, во-первых, за эти три года старый Свейн конунг покинул земной мир, а во-вторых, что Одд видит в этом мальчике законного наследника, преемника в роду! По сути, он сейчас передал Огнику наследственное право на власть в Халогаланде — в той же мере, в какой имел это право сам. И хотя Яромиле в голову не пришло бы пожелать этой чести своему ребенку, об отношении к нему отца это говорило многое. Но только… почему лишь сейчас?

Народ сдержанно гудел, а тем, кто не понимал северного языка, соседи коротко пересказывали суть происходящего. Вестмар молчал. Он понял, что перед ним стоит отец ребенка Яромилы и что место возле нее больше не пустует. Пока договор не заключен и женщина не передана мужу, ее ребенок принадлежит материнскому роду, но Одд просто забрал его как свою законную собственность, и никто не возразил — ни Домагость, ни Велем, стоявший с не менее изумленным видом. Возможно, мешало им лицо Яромилы — сияющее торжеством и удовлетворением. А если довольна она, значит, и богиня Лада довольна.

— На ее пальце мое кольцо. — На одной руке держа мальчика, второй Одд поднял кисть Яромилы и повернул так, чтобы всем присутствующим была видна золотая искра. — А у меня на руках наш ребенок. Вероятно, никому не покажется несправедливым, если я попрошу тебя, Домагест хёвдинг, объявить твою дочь моей женой?

Он глянул на воеводу, будто просил о чем-то само собой разумеющемся. Будто старшая дочь старшего ладожского рода, воплощенная богиня Лада, — цветочек на лугу, кто сорвал, тот и унес.

Но Домагость уже опомнился.

— Погоди, зя… гость дорогой! — Наградить Одда званием зятя он все же не спешил. — Невеста не камешек, на берегу не выберешь, да и деток водить — не веток ломать. Три года ты глаз не казал, мы уж и не знали, был ты или нам всем привиделся, а ты вон он — выскочил, будто из воды, и в родню к нам…

— Мы уже родня! — Одд слегка подкинул на руках мальчика, и новонареченный Свейн-Эльд засмеялся, будто знал его с рождения. — С этим уже ничего не поделаешь. Нас соединили родством сами боги, соединили в священный праздник, равно почитаемый на всех берегах Восточного моря. Нам осталось лишь заключить договор.

— Ну, садись к столу, будем говорить. — Домагость развел руками, одновременно указывая место на скамье. — И ты садись, Вестиме! — Он взял за плечи несостоявшегося зятя и почти силой усадил. — Коли так вышло, говорить будем, чтобы ни тебе, ни нам в обиде не остаться.