— Чего ты ожидаешь, не знаю, а мы ничего, кроме хорошего. — Домагость окинул взглядом избу и все, что появилось в ней благодаря родству с Аскольдом полянским.

— И все же я должен увидеть своими глазами, что они за люди, и убедиться, что это родство послужит к моей чести.

— Вольгу ты уже знаешь, — напомнил Велем, за которым Милорада послала, когда явился знатный гость. — Против Иггвальда вместе сражались, не помнишь?

— Тогда еще был жив его отец, а теперь он сам, как я понял, стал конунгом в своей земле. Получив власть, люди меняются. Я хотел бы съездить к нему. А после того думаю повидаться и с мужем другой твоей дочери, который живет в Кенугарде. Если у тебя есть к нему какие-то поручения, я с радостью их исполню.

— Поклон передай… — начал Домагость. Он сидел несколько мрачный: ему не понравилось намерение Одда оценивать, достаточно ли хороши его будущие свояки, будто сам Домагость мог набрать дочерям в мужья всякую дрянь!

— Постой, батюшка! — Велем оживился. — У нас с Киевом дела торговые ведутся, да мне самому в это лето недосуг будет ехать. Не свезешь ли товар заодно? Лучше в Корсунь, но если не выйдет, то и в Киеве распродать можно. Не облапошат тебя купцы козарские?

— Не сомневайся! — Одд будто невзначай положил на стол руку, украшенную широким золотым браслетом искусной работы, намекая, что умеет вести дела и приобретать богатство. — С удовольствием помогу вам. Я готов отправиться в путь в любое время, но если будет на то ваше желание, останусь в Альдейгье, пока мой родич Хрёрек не вернется со своей новой дружиной, чтоб обеспечить вашу безопасность.

— Вот ведь хитрый синец! — рассуждал Домагость, когда Одд ушел. Стоя посреди избы, воевода оглядывался, будто не был уверен, у себя ли дома находится. — Вот ведь умеет словесами оплести! Будто видит, что у меня на уме, и сам вперед меня говорит! И дня здесь не пробыл — откуда он все знает?

— А откуда он знал, что Ярушка замуж собралась? — подсказала Велемила. — Он, батюшка, человек не простой!

— Не рано ли ему куниц наших доверять? — сомневался Доброня. — С такими трудами добыли, а тут вон, явился, как из воды выскочил!

— Мы ему, брате, кое-что подороже доверить собираемся! — Велем обнял за плечи Яромилу. — Лучше уж бобров для начала — а там видно будет.

Одд приходил еще не раз и подолгу беседовал с Домагостем и его сыновьями. Он хотел знать все о Киеве и Корсуне, о чудском походе и собранной дани, о договорах, заключенных с чудской старейшиной. В общих чертах он уже знал об этом от Хакона, но его занимали все мелочи. Особенно подробно он расспрашивал об условиях договора князя Аскольда с греками.

— Значит, словенские торговые гости могут приезжать в Корсунь и покупать там некоторые товары, только не самые ценные ткани? Но в городе они живут за свой счет? И взамен князь Аскольд обязуется не пропускать через свою землю дружины руси, если норманны опять попытаются ограбить Миклагард, как это было при его отце, конунге Ульве Звере? Как, любопытно, он собирается выполнять свою часть договора? У него богатая земля и он может содержать большую дружину?

— Земля у него урожайная, теплая и богатая, — отвечал Велем, побывавший в Киеве уже три раза. — Урожаи с нашими не сравнить, и всякое жито, и всякий овощ там растет хорошо. И рыбы в Днепре полно, и зверя в лесах.

— Его земля велика?

— Нет, не так чтоб слишком. Вдоль Днепра его земля лежит, на горах, как сами поляне говорят. С востока их Саварянь подпирает, с запада Деревлянь, и все, дерева особенно, норовят кусок у них отхватить. Князь Аскольд тем и живет, что ухитряется Деревлянь с Саварянью ссорить и тем от них обоих уберегаться. Главное богатство его — Днепр, то, что живет он на перекрестке путей торговых. По Десне к нему из Саваряни едут, по Теререву — из Деревляни, и все это к Киеву близко. А оттуда к грекам прямая дорога. Если бы не войны эти — такое бы богатство там собиралось! Только вот пороги днепровские ниже Киева — хуже наших волховских. Печенеги их стерегут.

— Но если отсюда, с севера, из Восточного моря, какой-нибудь конунг с большой дружиной снова пойдет вниз по Днепру — как конунг Аскольд собирается ему помешать?

— На этот счет у него с нами договор. Мы помешаем. А он за это дает нам с греками торговать и наших гостей в Киеве на своих хлебах держит. Родичи ведь мы ему, как иначе?

— А у будущего мужа твоей младшей дочери, конунга Вольгаста, есть с ним такой же договор?

— Нет. — Домагость и Велем переглянулись, удивленные этой мыслью.

— Но почему? Через Плесков тоже может явиться вождь с большой дружиной, ведь там тоже дорога в Восточное море. Или конунгу Вольгасту не нужно серебро и все прочее?

— Да и ему бы надо… — признал Велем. — Да он…

— Вот свадьбу справит, тогда… — так же неуверенно подхватил Домагость. — Предложить ему, что ли?

— Нет. — Велем покрутил головой. — Он и с нами-то еле-еле примирился, куда уж с Аскольдом. Может, как женится на Велеське, отойдет, тогда уж…

— А какие причины мешают конунгу Вольгасту заключить договор с конунгом Аскольдом? — спросил Одд. По лицам собеседников он ясно видел, что такие причины есть и что отец и сын прекрасно о них знают.

— Да он… — начал Домагость, махнув рукой на Велема, который открыл было рот. — Молод еще! И двух лет нет, как князем стал после Судислава покойного. Вот женится, тогда с ним другой разговор пойдет!

— Уж не откажется ли конунг Аскольд говорить и со мной, ведь я пока еще не женат? — Князь Ольг усмехнулся, переводя взгляд на Яромилу, которая в это время вошла в избу. — Тем не менее я предпочитаю повидаться с ним именно сейчас… пока еще мы не связаны узами близкого родства.

— А что иначе? — Домагость подался к нему. — Если свояки не по нраву, то и жениться не будешь? Ты смотри — князь-то ты князь, да и мы не на репище найдены, честь наша не ветошка, трепать не позволим!

— Как ты мог такое подумать, хёвдинг? — Одд улыбнулся. — Моя будущая жена — лучшая женщина в мире, и я ни за что не откажусь от нее.

«Так не от свояков ли думаешь избавиться, если вдруг не понравятся?» — подумал Велем. Но мысль эта показалась настолько дикой, что он только хмыкнул и еще раз покрутил головой.

Приезд Одда сына Свейна внес смятение не только в дом воеводы Домагостя. Его племянник Хакон, поначалу обрадовавшись, после забеспокоился — когда осознал, чем грозит брак его норвежского дяди с самой знатной из местных дев. Ведь здесь, в Альдейгье, Яромила была почти то же самое, что священные королевы в Ирландии, через брак с которыми каждый очередной король получал свою власть. Хакон с почетом принял Одда в своем доме, подолгу беседовал с ним, посвящая во все события прошедшей зимы, но все больше тревожился. Ему кончался только семнадцатый год, а он уже был женатым мужчиной и воеводой, отвечающим, по поручению отца, за безопасность целого вика и его округи. Брат матери, с одной стороны, — близкий родич и союзник, а с другой — сильный соперник. С первого дня своего пребывания в Ладоге он создал себе положение, ради которого Хрёреку и его сыну пришлось бы трудиться много лет.