«Славка передо мной извинился и, хочется верить, что не будет приставать. А Вадим такой шикарный! Он по-прежнему мил и обходителен. Его не смущает, что за мной по пятам бегает нянька, и видно, что я Вадиму нравлюсь. А Катерина, по его словам, уехала в город… Нет, правда! Что плохого, если я ненадолго схожу на седьмую улицу? Бабушка с обедом припозднилась, Сергей Юрьевич с Пашкой и Любкой отправились на речку и проторчат там не менее часа. А я могу сказать, что иду приглашать друга к себе на день рождения в субботу! В самом деле, это замечательный повод! Шестнадцать лет бывает только раз! Конечно, Вадим бабушке не нравится, она его иначе, как хулиганом, не называет. Но я пообещаю, что он будет вести себя примерно. Бабушка не сможет мне отказать. И Вадим не упрекнёт, что я не ценю нашу дружбу. Поболтаю с ним, заберу назад свою цепочку, позову к себе на праздник. Это лучше, чем разговаривать в толпе ребят. Это почти как свидание…».

***

Сергей, видя, что дети с удовольствием плещутся на мелководье и нет необходимости стоять рядом с ними, отошёл к сидящему поодаль на мостках одинокому рыбаку.

— Привет, напарник! Какие новости? — негромко поздоровался он с Тимуром.

Тимур пожал руку товарищу и подвинулся на мостках, приглашая Сергея присесть рядом.

— Ты первый выкладывай. И поверь, Серёга, я очень хочу от тебя услышать, что нам пора возвращаться в город.

— Ну да, если бы! — Сергей отставил в сторону сандалии, присел рядом с «рыбаком» и окунул ноги в тёплые воды реки Сылвы. — До возвращения в город нам пока далеко, Тимур. Но есть и добрые известия. Анна Борисовна дала слово повлиять на Костю и приблизить нашу экскурсию. Так что, самое позднее послезавтра, у меня будет шанс побывать на запретной половине дома и воткнуть, где придётся, несколько камер.

Тимур обрадовался прозвучавшим вестям.

— Это хорошо! Это очень хорошо, дружище!

— Не спорю, — Сергей пристально посмотрел на напарника. — Что у тебя с Аурикой? Как прошла ваша встреча?

Тимур осторожно принюхался: а не появился ли от него снова этот ужасающий запах, от которого его выворачивало несколько часов подряд.

— Да так. Никак, собственно, — уклончиво ответил он, не желая вдаваться в подробности. — Эта шведка слишком холодная. И я, похоже, не в её вкусе. Цветы отвергла, комплименты не оценила, в дом не пустила. Ничего конкретного разведать я не сумел. В какой-то момент беседы мне показалось, что из её дома доносится скулёж собаки. Но хозяйка сделала вид, что ничего не замечает. А у меня так сильно разболелась голова, что я не убеждён в истинности того, что слышал. В общем, я провалил твоё поручение.

Сергей нахмурился.

— Думаешь, мне следует нанести ей визит? Или всё-таки предоставить ей возможность самой проявить себя? Зачем-то ведь ей сдалась Любкина кукла!..

***

Пока Сергей Юрьевич выгуливал младших детей на речке, а Полина умчалась по делам на седьмую улицу, из города на дачу на служебной машине приехали Мария и её начальник Валерий. Они навещали одного из крупных клиентов, проживающего неподалёку. И раз уж им оказалось по пути, Валерий, пытаясь произвести на женщину неизгладимое впечатление, отдал распоряжение шофёру заехать на полчаса в гости к Анне Борисовне.

Мать Марии, как радушная хозяйка, засуетилась вокруг приезжих. До чего же она счастлива видеть свою дочь! И даже её недовольство Валерием отошло временно на второй план.

— Какие Вы молодцы, что заехали! — несколько раз с неподдельным восторгом в голосе произнесла она. — И как раз к обеду!

Пригласив гостей в дом, Анна Борисовна срочно вызвонила по внутреннему телефону Константина и принялась накрывать праздничный стол в большой комнате, принося из кухни всё самое лучшее. Мария, её начальник и шофёр агентства отправились мыть руки. А Константин, узнав, из-за каких гостей случился весь переполох, усмехнулся и, пользуясь тем, что его никто сейчас не услышит, зашептал матери на ухо:

— Я же говорил тебе, мама, этот тип от нашей Маши без ума. Сначала сопровождает мою сестру «на минуточку», да «на полчасика». А в следующий раз с ночёвкой приедет.

— Цыц! Сплюнь немедленно и по дереву постучи, типун тебе на язык! — грозно зашептала на сына пожилая дама. — Никакого следующего раза у них не будет! Здесь Я решаю, что для моей дочери лучше! И вообще, помяни мои слова, Костя: после Полькиного дня рождения в нашем доме жизнь изменится к лучшему!

— Да, но…

— Всё! Мама сказала!!!

Анна Борисовна вернулась к гостям, помогла им комфортнее разместиться за её столом и принялась угощать своими блюдами.

— Мам, а где дети? — забеспокоилась Мария, отлично понимая, что полчаса тишины в доме без детского смеха, визга, криков и ругани — это уже что-то ненормальное.

— А, — махнула та рукой, — на речке с няней. Машенька, дочка, это просто чудо какое-то! Ведь моих внуков словно подменили! И уборку-то в доме они навели в выходные. И спортом занимаются каждый день. Аж по две тренировки у каждого! Закаляться начали — обливаются из бочки. Павел на велосипед начал залазить, Поля мне на огороде тут помогала, а Люба интерес к книгам проявляет, читать учится. Золото, а не внуки!

Валерий, почувствовав себя основным героем этих перемен, самодовольно заулыбался:

— А я давно говорил, что следует взять няню, и это решит многие проблемы. Слышали бы Вы, Анна Борисовна, как Ваша дочь упиралась!

— Да, было дело, — сконфуженно призналась Мария. — Это правда. Не хотела. Всё-таки чужой человек в доме.

Анна Борисовна только руками всплеснула:

— Господи, Машенька, да какой же он чужой? — Он у нас в доме всего неделю, а у меня ощущение, будто я знаю его всю жизнь! Костенька, подтверди мои слова! Да Сергей мне как сын! Он же и антенну на телевизоре мне настроил. И кое-что из мебели подлатал! А как он ладит с твоими детьми! Загляденье! Они, кстати, на днях с ним в лес в поход пойдут. Души в своём воспитателе не чают!.. А что Вы есть перестали, Валерий?

— В нём? — Валерий изменился в лице. — Что-то я не въехал, Маша. Ты пригласила на роль няни МУЖЧИНУ?

Мария, которая, действительно, не распространялась об этом факте, теперь признала очевидное:

— Да. А что?

— Маша, ты соображаешь, что ты делаешь? — Валерий, как и в рекламном агентстве, в привычной для себя манере уже был готов повысить голос и отругать любого, кто посмел думать или действовать не так, как он считает