В результате образуется целая иерархия по доставке воды. Если вы снимаете комнату на пятом этаже лондонского дома, то добывание воды – очень долгий и утомительный процесс. Вы должны дойти с парой ведер на коромысле до фонтана, отстоять очередь, наполнить ведра и донести их до своего обиталища, немало расплескав на деревянной лестнице по пути. Таким образом, умываться и мыть руки сподручнее тоже у фонтана. Вы даже увидите, как кое-кто моет в фонтане посуду, ловя нетерпеливые взгляды собравшихся в очереди людей с ведрами.

Стоя у фонтана в ожидании своей очереди, вы поймете, что в городе жить очень непросто, если у вас нет собственного дома и слуг. В деревне вы могли бы спать в комнате, заваленной початками кукурузы и вызревающими сырами, при этом на окне стоял бы кувшин свежей воды, а на дворе кукарекал петух. Но это все очень далеко от веселья рынков, таверн, танцев и музыки – от «мест, где все происходит». Большинство лондонских драматургов снимают комнаты, но возвращаются туда только спать: большую часть времени они проводят в тавернах и театрах. Роберт Грин снимает спальню у сапожника в Доугейте, Бен Джонсон – комнату у гребенщика близ «Слона и замка», Томас Нэш квартирует у печатника на Хозьер-лейн, а Шекспир снимает комнату у парикмахера на Сильвер-стрит. Нельзя и представить, чтобы кто-то из них добровольно отказался от комнаты в городе и друзей ради спокойной жизни земледельца. Это, конечно, люди не самые типичные, но в одном отношении они представляют большинство: качество их жизни в первую очередь зависит не от легкого доступа к питьевой воде и не от застекленных окон. Эти факторы могут показаться вам ключевыми, когда вы будете выбирать, где остановиться, но если вы проведете вечер с Джонсоном и Шекспиром в «Русалке», насладившись остроумными разговорами, устрицами и двойными порциями пива, вам уже будет наплевать, что в вашей комнате нет проточной воды. Вы наверняка изумитесь тому, насколько дискомфортные условия способны выдержать!

Еда в елизаветинской Англии ценна, причем намного больше, чем в современном мире. Отара из 180 овец стоит больше, чем средний дом[82]. Трудности с транспортом приводят к тому, что поставки еды сильно зависят от того, что выращивают в окрестностях и какие есть запасы. А еще это зависит от времени года. Когда собирают урожай, естественно, везде много зерна и фруктов. Животных традиционно забивают в День святого Мартина (11 ноября), если владелец не может себе позволить кормить их зимой[83]. Даже свежая рыба доступна не все время. Нет смысла пытаться купить свежую тюрбо в декабре, если вы живете больше чем в 20 милях от берега: только летом морскую рыбу привозят на такие далекие рынки.

Все эти циклы не так просты, как кажутся. Богатые землевладельцы обычно продают зерно не сразу после сбора урожая, когда цены низкие; они хранят его, пока многочисленные мелкие производители не распродадут свою продукцию и цены снова не вырастут. Заводчики свиней держат бекон в кладовых, пока к концу зимы не поднимется цена. Подобная тактика приносит еще большую прибыль благодаря тому, что иногда случаются неурожаи, приводящие к дефициту еды в некоторых графствах, а иногда и по всей стране. Крупные города менее уязвимы – они участвуют в международной торговле и могут ввозить консервированную еду издалека, но вот сельская местность в значительной степени зависит от свежей пищи. После неурожая цены на все товары – не только на зерно – резко возрастают, и бедняки уже не могут свести концы с концами. Когда случается два или три неурожая подряд по всей стране, как в 1594–1597 годах, люди умирают от голода; в этот период в одном только Стратфорде-на-Эйвоне умерло сто человек. Тем не менее крупные производители по-прежнему держат запасы зерна при себе, несмотря на то что это прямо запрещено законом. В 1597 году в Стратфорде 75 горожан обвинили в чрезмерном накоплении зерна, в том числе Вильяма Шекспира, который скрывал десять четвертей солода. Хуже того, «поглотители» (engrossers) скупают все местные товары, например яйца или масло, чтобы цена выросла еще больше. В 90-х годах некоторые недобросовестные дельцы скупают до 20 тысяч фунтов масла, и это приводит к катастрофе, потому что сливочное масло – важная часть рациона для многих. В сочетании с чрезмерным накоплением это приводит к печальнейшим последствиям для бедняков. В некоторых местах от голода 1594–1597 годов умерло не меньше народу, чем от чумы в 1563-м.

Очень легко написать «люди умирают от голода»; гораздо сложнее иметь дело с жестокой реальностью. Но вам нужно это понять – хотя бы для того, чтобы уяснить, насколько мал ваш выбор еды. Бродячие бедняки в буквальном смысле умирают на улице. Следующие примеры показывают, как голод поразил приход Грейсток в Камберленде. Там на большой дороге нашли «бедного человека, оставшегося без помощи», и перенесли его в дом констебля, где он скончался. Дочь мельника умирает в постели, ослабшая без еды. Мальчика-попрошайку с границы обнаружили бьющимся в агонии на улице, и вскоре он умер «в сильных мучениях». Другого «бедного, голодного мальчика-попрошайку» находят на улице и переносят в дом, где он умирает. Одну вдову находят мертвой в амбаре.

Четырехлетний мальчик умирает «от недостатка пищи и других средств» вместе с матерью. За один год в Грейстоке умирает 62 человека – при этом не заключается ни одного брака и рождается всего три ребенка. Вы услышите рассказ о муже, который ушел из дома, прошел несколько сотен миль, чтобы найти работу, через пару месяцев вернулся с деньгами и обнаружил, что его жена и дети уже умерли[84]. Теперь вы понимаете, почему столько народу в 90-е годы ушло пешком в Кент с севера Англии, как мы видели во второй главе.

Если вам нечего есть, можете попробовать заняться браконьерством. Но будьте осторожны: это очень рискованно. Если вы заберете чужую корову, это воровство, а воровство – тяжкое уголовное преступление, карающееся смертной казнью. Убивать диких животных, живущих на чужой земле, тоже незаконно; даже если вы выловите из реки всего одну рыбу, вас могут оштрафовать на целый шиллинг, а то и больше. Вас вряд ли повесят, если вы убьете, например, кролика; тем не менее вас ждет штраф, втрое превышающий стоимость животного, и тюремное заключение сроком на три месяца, а еще вас заставят дать расписку о примерном поведении в будущем. Если вы попадетесь снова, то наказание ужесточится. Если на вас нападет егерь и вы станете защищаться, то вас могут обвинить в физическом насилии. Если же вы причините ему увечье, то вас и вовсе повесят.

Если вы хотите знать, в какие годы в Англию отправиться лучше всего, а каких стоит всеми силами избегать, вот вам небольшой список крайностей. Еоды величайшего изобилия – то есть те, когда цена на зерно была не менее чем на 20 процентов ниже среднего, – 1564, 1566, 1569–1571, 1583–1584, 1587–1588, 1592–1593 и 1602; лучшие из них – 1592 и 1593, когда цены на зерно составляли 56 и 65 процентов от средней соответственно. В 1592 году в стране было столько зерна, что Фрэнсис Бэкон с гордостью объявил, что Англия теперь может прокормить не только себя, но и другие страны. Он накликал беду: вскоре последовал сильнейший голод. В 1594 году урожай вышел плохим, в 1595-м – хуже, в следующем году – еще хуже: стоимость пшеницы составила 170 процентов от средней, овса – 191 процент, а рожь вообще пришлось ввозить из Дании. Другие плохие годы, когда цена на зерно более чем на 20 процентов превышала скользящее среднее, – 1573, 1586 и 1600. 1590 год был не лучше, тогда ситуацию усугубили еще и высокие цены на скот. Цены на животные продукты достигли новых высот и так больше и не уменьшились.