— О, красотка! — Он расплылся в скабрезной ухмылке. — Где икона, шалава? — и передернул затвор.

Саша онемела от страха. Сама смерть смотрела на нее двумя стволами ружья. И тогда, недолго думая, она швырнула в бандита утюг. Успела заметить, что тот влетел ему точно под ключицу. Бандит странно всхлипнул, согнулся пополам, невольно нажал на спусковой крючок, и весь заряд пришелся ему в ступню. Грохнуло так, что заложило уши. Саша отшатнулась в угол. А бандит заорал дурным голосом. Такого вопля боли и ярости она не слышала никогда в жизни.

Бандит уронил ружье, повалился на пол рядом с Ордынцевым и заелозил спиной в багровой луже, пытаясь дотянуться до ступни в черном берце, который превратился в окровавленные лохмотья. Мало что соображая, Саша бросилась к выходу. Но навстречу ей ринулся кто-то в камуфляже, бесцеремонно оттолкнул в сторону и склонился над раненым. Мигом перевернул его на живот, заломил руки за спину и, бешено сверкнув глазами, крикнул:

— Веревку давай!

Саша сорвала со стены моток бельевой веревки, человек в камуфляже ловко обмотал ею бандита по рукам и ногам. Затем выпрямился, вытер пот со лба и весело подмигнул Саше:

— Ну что? Маленько жива?

И только теперь она узнала в нем Шитова.

— Вы? — вскрикнула она. — Вернулись?

— А что оставалось делать? Вас бы как гусят прикончили! — И тут заметил Ордынцева, шагнул к нему. — Что с дедом? Убили?

Он встал на колени, приподнял голову старика, движением ладони закрыл ему глаза и с горечью сказал:

— Эх, отец, говорил же тебе: не стоило сюда ехать!

Бандит на полу завозился и замычал. Оказывается, Шитов успел затолкать ему кляп — черную трикотажную шапку со своей головы.

Шитов поднялся и пнул бандита в бок.

— Не шевелись, мразь!

Бандит затих, но его лицо перекосилось от боли.

— Надо его перевязать, — тихо сказала Саша, — а то истечет кровью!

— Не сдохнет! — мрачно ответил Шитов.

В проеме двери возник Никита. Пол-лица у него было залито кровью, но, судя по тому, как легко он передвигался, рана была не смертельной. Надо отдать ему должное, Шмелев в секунду оценил обстановку и затолкал пистолет за ремень брюк.

— Привет! — сказал он и посмотрел на Шитова. — Ловко вы его уделали!

— Да ничего особенного! И не таких гадов в Чечне обезвреживали, но здесь он сам себя подстрелил! Не пойму, как такое случилось?

— Я в него утюг бросила, — тихо сказала Саша и покраснела.

— Пожалуй, я пойду! — посмотрел виновато Шитов. — Не хочется мне с ментами встречаться, вы ж понимаете?

— Давай! — Никита пожал ему руку. — Мы тебя вообще не видели! Но спасибо, выручил!

Шитов вылез через окно, а Никита озабоченно посмотрел на Сашу.

— А Юлька где?

— Она ушла, а я струсила и осталась, — призналась Саша.

— Куда ж она делась? — с тоской произнес Никита и вытащил пистолет из-за ремня.

В его голосе ясно послышался страх.

Они вышли на крыльцо и зажмурились от ярких лучей, бивших прямо в лицо из-под облака над головой.

— Эй, вы! Оружие на землю! — резкий окрик заставил их мгновенно открыть глаза.

Напротив них стоял еще один бандит в таких же черных джинсах и майке, но в шапочке-омонке, натянутой на лицо. Бандит передернул затвор пистолета и приказал:

— Отдайте икону, и отпущу вас живыми!

— Какую икону? — заорал Никита. — Нет никакой иконы! Совсем рехнулись, что ли, идиоты! — И, шагнув вперед, заслонил собой Сашу. — Сейчас тут будут менты! Сваливай, пока не поздно!

И тут позади бандита взвыл мотор.

Он успел оглянуться, но это было последним, что у него получилось. «Нива», до того стоявшая без движения у поваленного забора, вдруг с ревом рванулась вперед. Никита и Саша разглядели сквозь лобовое стекло Юлино лицо — злое, в грязных потеках…

Машина бампером отбросила налетчика в сторону, и он со всей дури влетел головой в поленницу, из-под которой как раз пытался выкарабкаться его незадачливый подручный. Оба завалились в кучу дров и затихли. Никита коршуном спикировал с крыльца, подхватил с земли пистолет и стянул шапку с третьего бандита. То, что открылось их взгляду, несомненно, повергло в шок и Сашу, и самого Никиту.

— Недвольская! — вскрикнула Саша.

А Никита озадаченно почесал в затылке пистолетом:

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

А невдалеке уже заливались сирены. Юля, бледная до синевы, выползла из машины, глянула на оторванный бампер и, привалившись к дверце, расхохоталась, не замечая, что по щекам ручьем текут слезы, оставляя черные полосы туши на лице:

— Кажется, я все рекорды побила! Две машины за неделю!

Саша, прижавшись к Никите, рыдала взахлеб, а он гладил ее по плечу и приговаривал:

— Успокойся! Успокойся, моя хорошая! Все уже позади!

Полицейские автомобили заполонили улицу через пару минут. Миронов, красный от бешенства, велел всем троим затолкать задницы в «Ниву» и не высовываться, пока он не позволит. Сквозь стекла они наблюдали, как полицейские извлекли из кучи поленьев и затем упаковали в «уазик» с решетками Недвольскую и ее подельника. А раненого под присмотром двух сержантов с автоматами отправили в «Скорую помощь». Затем санитары вынесли на носилках труп Ордынцева, прикрытый простыней…

Полицейские сновали по двору и в доме, кинолог со спаниелем на поводке крутился возле «Тойоты». Мелькнули Дмитрич со своим чемоданчиком и, к удивлению Юли, Блинова в синей прокурорской форме. Были еще какие-то люди в гражданском, с неприметными суровыми лицами. И когда Никита увидел среди них Саблина, то охнул и сполз по сиденью вниз…

Утомительные беседы в ГУВД затянулись до вечера. С ними разговаривали жестко и нелицеприятно. Миронов был вне себя от ярости. Казалось, что майор вот-вот набросится на них с кулаками. Его сдерживало пребывание в кабинете того самого типа, который на днях присутствовал при допросе Никиты следователем Петросяном. В этот раз он представился майором Сухомлиновым и сразу взял инициативу в свои руки, расспрашивал дотошно, но вежливо, и вопросы в отличие от Петросяна задавал четкие и по делу. Миронов большей частью помалкивал, скрипел зубами и гневно сверкал очами. Но пропуска подписал безоговорочно, лишь прошипел на прощание: «До конца следствия из города ни ногой!»

На улице они остановились, как малые дети, встали в кружок, но смотрели в разные стороны и долго мялись, не зная, как начать разговор. Солнце клонилось к западу, но палило немилосердно. Не спасала даже тень под деревьями, и страшно не хотелось тащиться домой по раскаленным улицам, обливаясь потом и глотая горячий воздух пересохшим ртом.