Юля заговорила первой. Достала из сумочки темные очки, нацепила их на нос и уныло произнесла:

— Ну что, кто куда? Не знаю, как вы, а я на расправу поеду. Отец меня прибьет. Никитос, ты не забыл, что должен мне за ремонт машины?

— Не забыл! — таким же безрадостным тоном ответил Никита. — Завтра в банк пойду. Черт знает что! Какая-то убыточная получилась история! Гонорар не покроет расходов. И, если честно, я себя не чувствую героем. Что толку в геройстве, если в кармане пусто?

— Да вы растете, мон шер! — горько усмехнулась Юля. — Лично я поняла, что с журналистикой пора завязывать. Хлопотное это дело, нервное и не прибыльное. И главное, какой смысл? Кому мы сделали лучше?

На этот вопрос ей никто не ответил. Никита разглядывал голубые дали, а Саша смотрела себе под ноги и желала провалиться сквозь асфальт как можно глубже, чтобы не видеть осуждающих взглядов Никиты и Юли.

— Ладно, оставляю вас наедине, а сама иду на гильотину, — преувеличенно бодро сказала Юля. — Запомните меня молодой и прекрасной!

Она направилась к обочине и махнула рукой, останавливая такси. Спустя мгновение машина увезла ее прочь. Никита проводил такси взглядом, а затем понурил голову и поплелся к «Фольксвагену», словно тотчас забыл о Сашином существовании. Но она догнала его и схватила за руку.

— Никита, ты будешь об этом писать?

— Конечно! — зло сказал он. — После всего, что произошло, глупо не срубить хоть какие-то деньги на этой истории. Ты слышала, мне с Юлькой надо рассчитаться!

И выдернул руку из ее ладони. Она постаралась скрыть, что это ее оскорбило, но голос выдал, задрожал от обиды.

— Мне не хотелось бы, чтобы эта статья появилась! — сказала она.

Глаза Никиты потемнели. Он прищурился и потребовал:

— Объясни, что случилось?

Она могла объяснить, но что толку? Собственные мысли теперь казались ей нелепыми и несвоевременными. Интересы семьи? Память деда и бабушки? Собственная репутация? Стоило ли их защищать? Или все же попытаться остановить лавину кривотолков, которую непременно вызовет публикация?

— Эта история обнажила столько скелетов в шкафу, что я и сама не рада, — произнесла она беспомощно. — Получается, мой дед был далеко не праведником. Мне сложно относиться к нему как прежде, но я продолжаю его любить. И мне неприятно, что кто-то потопчется на его костях.

Она надеялась увидеть на лице Никиты понимание, но у него лишь заходили желваки на скулах, а губы сжались в тонкую полоску. Голос же и вовсе прозвучал неприветливо:

— Саша, если помнишь, я предлагал тебе остановиться в любой момент! Но ты захотела идти до конца. Мы едва не погибли, Юлька две машины разбила, и ради чего? Дай нам получить хотя бы моральное удовлетворение!

Ей показалось, что все вокруг мигом подернулось инеем — и трава под ногами, и листва над головой, и солнце вроде помутнело и припекало уже не столь беспощадно.

— Я возмещу Юле стоимость ремонта! — сказала она тихо и отвернулась, чтобы не видеть его лица, мигом ставшего чужим.

Сейчас решалось нечто большее, чем спасение семейной чести, а он, жестокий и ласковый, любимый и ненавистный, никак не хотел этого понять.

— Саня, у тебя нет таких денег! — произнес он презрительно. — Не молоти чушь!

— Я все отдам, только, пожалуйста, не пиши эту статью! — Она умоляюще посмотрела на него, уже не надеясь на снисхождение.

Он покачал головой — злой, взъерошенный, как воробей на зимнем ветру. И Саша опустила руки, которые невольно сложила в молитвенном жесте. Она поняла, бороться с судьбой бесполезно. И зачем она месяц назад потащилась в редакцию? Дура, какая же дура! Бестолковая и наивная! Ну почему не смогла просчитать наперед, что из этого ничего хорошего не выйдет?

— Значит, нет? — безнадежно спросила она.

— Значит, нет! — резко ответил Никита и почти бегом направился к машине.

«Даже подвезти не предложил!» — подумала она с горечью, не чувствуя, что по щекам текут слезы.

«Фольксваген» рыкнул мотором и сорвался с места. Саша проводила его взглядом и поплелась домой, в свою двушку, которую наверняка затянуло пылью за время ее отсутствия. Но в квартиру стариков ей и вовсе не хотелось возвращаться. Слишком много грустного и неприятного с ней было связано.

Она медленно брела по аллеям и предавалась мрачным размышлениям:

«Ребенка рожу! От кого угодно! Кота заведу, или собаку, или обоих сразу. Будем на прогулки ходить всей семьей, и не надо нам никого больше!»

В жизни ее, похоже, ничего не осталось, только усталая обреченность и пустота. Она была оскорблена и унижена, а гордость ее почти растоптана. Что ей дала эта борьба за правду и справедливость, кроме стыда, мук совести? А ведь поначалу все складывалось удачно! Но когда раздали карты, обнаружилось, что козыри разыграны подчистую, а на руках остались только шестерки. Что ж, она сама виновата в проигрыше! Только сама…

Она вошла в подъезд и посторонилась, пропуская полную женщину в синей жилетке с надписью на груди «Почта России» и с большой кожаной сумкой на ремне. Они уже разминулись, но строгий окрик за спиной «Ковалевская?» заставил Сашу оглянуться.

— Вы мне? — спросила она в недоумении.

— Тебе, если ты Ковалевская! — Тетка смерила ее сердитым взглядом. — Или успела фамилию поменять? Что ж ты, голуба моя, извещения из ящика не берешь?

— Какие извещения? — изумилась Саша. — Я вообще в почтовый ящик не заглядываю. Он мне без надобности!

— Вот видишь! — Почтальон вытерла лицо большим клетчатым платком. — По такой жаре заставляешь людей бегать! А мы уже голову сломали, что с твоей посылкой делать. Месяц без движения пролежала, ни ответа ни привета! Я к тебе на этаж поднималась, звонила, а соседи сказали, что давно не появлялась.

— Посылка? Какая посылка? — Саша почувствовала, что ей не хватает воздуха.

Она шагнула к почтовому ящику, рванула дверцу, которую никогда не запирала. Наружу потоком хлынули рекламные листовки, газетки, буклеты, а среди этого глянцево-цветного изобилия и впрямь виднелось несколько простых белых бумажек — почтовых извещений. Саша присела на корточки, подняла их… Точно посылка! Местная! Но от кого? Она поднялась, сжимая в руках извещения, и растерянно посмотрела на почтальона.

— Что теперь делать? Они же просрочены.

— Повезло тебе! — почтальон прислонилась к стене и обмахивалась платком. — Через месяц вернули мы посылку, значит, на адрес отправителя. А она опять к нам пришла, мол, невозможно доставить ввиду выбытия адресата. Так что, если сейчас не получишь, передадим на склад, а через полгода — на утилизацию. Беги, успеешь еще до закрытия отделения! Паспорт при тебе?

— При мне, — кивнула Саша и посмотрела на почтальона. — А откуда вы знаете, что я Ковалевская?