— Эх, будь у меня деньги…

Затем он повел ее в конюшни: он знат здесь всех конюхов и жокеев, знал, как зовут каждую лошадь. Целых полчаса простоял он возле рослой, сильной вороной лошади, ласково положив руку ей на шею и разговаривая с ней таким тоном, какого Марта от него никогда не слышала. Это глубоко тронуло ее — такую страсть она могла понять и даже отнестись к ней с уважением; Марта почувствовала новый прилив нежности и в то же время подивилась тому, с какой готовностью Адольф отказался от регулярного посещения бегов — «ради того, чтобы побыть со мной», добавила она про себя с чистосердечной скромностью, инстинктивно чувствуя, что, как бы он к ней ни относился, это ничто в сравнении с его всепоглощающей страстью к лошадям.

Но лишь только они снова очутились среди толпы и Адольф опять начал выискивать сильных мира сего, чтобы поздороваться с ними, прежнее возмущение овладело Мартой. В конце дня он насмешливо заметил, что ей, конечно, было скучно на бегах. Напротив, ей очень понравилось, возразила она, хотя это была неправда.

Бега действительно ей скоро надоели: ну не все ли равно, какая лошадь придет первой? Ее интересовала толпа, наряды женщин, но больше всего — поведение Адольфа, хотя и не по тем причинам, по каким должно было бы интересовать. И он инстинктивно почувствовал это. Она принялась уверять его, что «все, все было безумно интересно», но он резко оборвал ее, заметив, что она ничего не понимает в бегах и что она лицемерка.

В потоке машин они выехали с ипподрома и поехали мимо Макграта. Нервы у Марты были напряжены до крайности: вот сейчас он скажет, что она готова скорей умереть, чем показаться с ним в ресторане, когда там после бегов собрались все сливки общества. И он это сказал, а она вдруг раздраженно заявила, что, если бы он не вел себя как последний пес, который только и ждет пинка, никто бы не стал так к нему относиться. Она впервые признала, что он вызывает неприязнь, и сразу устыдилась собственных слов.

— Посмотри хотя бы на мистера Коэна, — мягко сказала она. — Когда он появляется в Спортивном клубе, никому и в голову не придет сказать: «Опять этот еврей!»

Он натянуто рассмеялся и, избегая встречаться с ней взглядом, спросил:

— Ты какого мистера Коэна имеешь в виду? Если одного из этих адвокатов, то я еще, пожалуй, могу с тобой согласиться. А мистер Коэн, который держит оптовую торговлю, и носу бы не посмел туда сунуть.

— Но вовсе не потому, что он еврей, — настаивала она, стараясь во что бы то ни стало доказать свою правоту.

Он только рассмеялся, заметив, что она еще ребенок и ничего не понимает в жизни. Это было ударом по ее самому больному месту, и Марта замкнулась в холодно-враждебном молчании.

Они вошли в холл ресторана Макграта. Марта шла немного впереди, здороваясь, как всегда, со знакомыми, но в их улыбках и приветственных помахиваниях рукой уже не чувствовалось прежнего одобрения — сомнений на этот счет быть не могло: завсегдатаи Спортивного клуба наблюдали за ней с таким видом, который, вежливо говоря, не требовал комментариев.

Марта выбрала столик, и Адольф покорно сел с ней рядом. Говорить обоим не хотелось, и они молча пили — пожалуй, быстрее обычного. Как только стаканы их опустели, он заметил, что ей, наверно, не терпится уйти, и она тотчас встала и вышла из ресторана.

Нагнав ее, он спросил, но без обычной вкрадчивой неуверенности:

— Поедем ко мне?

Она ответила, что поедет домой: ей нужно написать кое-какие письма.

Она никогда еще не видела его таким угрюмым и настойчивым.

— Послушай, я хочу, чтобы ты поехала ко мне, — сквозь стиснутые зубы проговорил он.

Никогда еще он так не настаивал — решать обычно предоставлялось ей. Но сейчас она заупрямилась.

— Нет, — холодно сказала она, — я поеду к себе.

Он схватил ее за руку.

— Ты никогда не приходишь ко мне, когда я хочу, а только когда тебе вздумается.

Это уж было явно несправедливо: ей казалось, что она мягка с ним и покорна, ибо, вспоминая об их связи, обычно видела себя такой, какой бывала в минуты нежности, следовавшие за минутами любви. Она выдернула у него руку и, повернувшись спиной к машине, возле которой они стояли, заявила, что пойдет домой пешком. Он побежал за ней, встревоженный, уже чувствуя себя виноватым.

— Ты хочешь, чтобы я поехала к тебе, только… только чтоб доказать самому себе свою власть надо мной! — заявила она. Лицо его потемнело, и ей внезапно так захотелось бежать от всего этого, что она просто повернулась к нему спиной и сказала: — Оставь меня в покое. — И, подумав немного, бросила через плечо: — Увидимся завтра.

Она решительно зашагала по главной улице и вдруг услышала позади себя шум нагонявшей ее машины; она ускорила шаги, решив, что это, должно быть, Адольф, но позади раздался веселый резковатый голос:

— Куда ты так спешишь, Мэтти?

Она остановилась, не сразу сообразив, что это Донаван. А он сказал:

— Да, дорогая Мэтти, я искал тебя. Ну, прыгай в машину.

— А зачем я тебе понадобилась? — садясь в машину, спросила она.

— Мне лично ты не нужна, дорогая Мэтти. А вот Стелла хочет с тобой поговорить кое о чем. Я сказал, что едва ли смогу оторвать тебя от твоего восхитительного нового знакомого, но, по счастью, мы как раз проезжали мимо, когда вы с ним ссорились, и я воспользовался этим.

— А зачем я ей понадобилась? — спросила Марта тоном обиженного ребенка; Донаван не ответил, продолжая молча вести машину.

Мимо пронесся автомобиль, и Марта невольно покосилась на него — не Адольф ли это. А Донаван сказал:

— Ты, конечно, знаешь, где найти своего воздыхателя, если он тебе потребуется?

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она.

Они как раз подъехали к перекрестку: ее дом был ярдах в двухстах отсюда, за поворотом, а до кваргиры Мэтьюзов оставалось еще два квартала.

— Твой восхитительный поклонник обычно вот тут поджидает тебя, — сказал Донаван, указывая на заросшую травой площадку у перекрестка. — Да, дорогая Мэтти, когда ты ложишься в свою девичью постельку, он сидит здесь в своей машине и наблюдает за входом в твой дом, чтоб быть уверенным в твоей верности, а весь город хохочет, — с жестокой издевкой добавил он и искоса взглянул на нее, чтобы узнать, какое впечатление произведут его слова.

Она была сражена.

— Неправда, не может этого быть, — пробормотала она наконец.

Он расхохотался:

— Оглянись.

Она оглянулась. Кварталах в двух позади них медленно ползла машина Адольфа. Самый вид ее был неприятен Марте, и она невольно передернула плечами, точно сбрасывая с себя тяжелый груз. Потом холодно заметила:

— Это еще ничего не доказывает.

Они подъехали к многоквартирному дому. Донаван быстро остановил машину и выскочил на тротуар. Марта увидела, что он машет Адольфу, машина которого стала было заворачивать в переулок, но потом выровняла ход и подрулила к ним. Донаван, приняв необыкновенно решительный и мужественный вид, сделал несколько шагов ей навстречу, повелительным жестом поднятой руки остановил, просунул голову внутрь и заговорил с Адольфом. Марта мельком увидала беззащитную улыбку на лице Адольфа.