Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хлопнул багажник, какие-то причитания… Кто-то сопит.
Что-то заскрипело. И машина немножко приподнялась. Борис вздохнул:
– Спасибо, Толя! Жив буду – не забуду!
– А я, честно, думал, что это за мной, – с облегчением засмеялся Поломаев. – Ты прости меня, Борис. Это я по глупости радуюсь.
– Я тоже радуюсь. Честно!
– Четыре домкрата нельзя ставить, – сказал мужской голос. – Может повалиться. Давайте на двух поднимем и попробуем вытащить.
Понемножку, полегоньку они тянут Бориса.
А когда подъехала милиция, Антоненко уже почти полностью выкарабкался.
Составили акт, поохали, посочувствовали. Вызвали «Ангела», чтоб помочь бедной хозяйке.
– А вас куда? Можем подбросить. В таком виде лучше не расхаживать по улице, – милицейский капитан пригласил перепачканного Антоненко в «канарейку».
Спасителя Поломаева довезли и высадили у подземного перехода на Сухаревке.
– Мне ничего, я тут рядом живу. На Грохольского. Давай, Борис! Чтоб ничего не случалось! Пока!
– Спасибо тебе, Толик! Ты меня спас.– Они крепко пожали друг другу руки.
– А вас куда? – спросил капитан.
– Разрешите, я сперва позвоню? – задумался Антоненко. – Знаете ли… Не каждый день меня так круто выпугивают.
Он позвонил домой, убедился, что жена в порядке. Потом набрал номер мобильного телефона Гордеева:
– Юра, это Антоненко. Да, Борис. Нет, еще не изменил имя. Короче, ты дома? Можно я к тебе заеду? Очень нужно. Честно. Нет, не шучу. У меня плохие новости.
– Жду.
В покачивающейся клетке милицейского «газика» Борис расслабился и чуть не заснул.
А минут через тридцать он, уже бодрый и свежий, стоял под душем в ванной Гордеева.
Усталый хозяин, пораженный случившимся, подпирал плечом косяк двери.
– Вот оно как, – закончил рассказ Антоненко. – Убивать не хотят. Хотят заставить. Где у тебя полотенце?
– Вон то, малиновое.
– Ну все! Цацкаться больше с ними некогда! Я их теперь в два счета всех передушу. Пока они меня не достали. Как говорит мой спаситель Толя Поломаев, финита ля комедия! Начинается трагедия! Для всякой сволочи!
– Возьми халат. А тряпки свои затолкай в стиралку. Умеешь пользоваться?
– Юра, посмотри на меня! Я ведь женатый человек. Стираю сам, готовлю сам. Порошок как дозируется? Вот только гладить ненавижу! А жена…
Борис грамотно загрузил, включил стиральную машину.
От шума они ушли – прошли на кухню и уселись за столом.
– Что ты там обнаружил по армии? – Гордеев разлил чай по чашкам. – Слушай, недостреляный друг мой… А давай-ка мы коньячку хлопнем? Для релаксации и активизации мозговой деятельности?
– Нет возражений. Наливай! А по армии… Ну, во-первых, мне показалось странным, что все они по состоянию здоровья уволились из рядов Вооруженных сил. И почти в одно время. Вскоре после того, как ныне покойный Бирюков Эльдар Васильевич, который тогда был военным прокурором по их делу о хищениях оружия и медикаментов, был отстранен от дела. И знаешь как? Очень странно!
– Шоколад? Лимон? – Гордеев выбирал закуску для армянского коньяка.
– Его перевели с повышением! Но служить все-таки не стал, подал на медкомиссию. И оказался полковником юстиции. А за ним потянулись и все остальные.
– Вся часть?
– Не вся, конечно. Но список комиссованных офицеров странно совпадает со списком погибших.
– Весь до конца?
– Нет! Остался еще один человек. Некий подполковник Попов, заместитель командира по тылу.
– Где он?
– Представляешь, простой подполкан комиссуется, покупает в Москве роскошную квартиру, дачу. Машину крутую. Кстати, они все тут очень круто обосновались.
– Давай за тебя выпьем! Будь здоров!
– Чтоб пули пролетали мимо! – Борис чокнулся и залпом выпил первую рюмку.
– Мало того, этот Попов выкупил ни мало ни много – целую автозаправку! Ты представляешь, сколько это стоит?
– Даже не догадываюсь.
– Вот. Между первой и второй перерывчик небольшой. Наливай! У тебя нормально пожрать ничего нету?
– Пельмени сегодня купил.
– Сиди, я сам сварю. – Борис, запахнув халат, стал хозяйничать у плиты.
– Значит, они связаны через бензин?
– Нет! Все чисто! По данным оперативной проверки – все чисто. Никаких дел, встреч. Если и работают, то очень, очень…
– И дела у них – очень.
– К Попову я уже приставил оперативников из угро. Соберем о нем все, что сможем. Тогда и увидим. Как-никак, а он остался единственный живой из этой команды.
– Кроме убийцы. Присядь, вмажем.
– Как там Зойка? Мать ничего не сообщает?
– Она меня на ней женить вздумала. Хвалит. Решила, что это моя девушка.
– Ты ее не разочаровывай пока. Пусть немного побудет в заблуждении.
– Зачем? Ты это не затевай!
– Давай хлопнем за баб! За мою ревнивицу. За дочку шалопутную, за несчастную Зойку… Почему ей так фатально с мужиками не везет? Как там у тебя с актриской-то?
– Как говорит твой спаситель Анатолий Поломаев, финита ля комедия.
– Ну извини. Но все равно давай и за нее. От сладкой жизни бабы мужьям не изменяют. Давай, Юра, за всех них!
Они торжественно встали, чокнулись, чинно выпили. Будто совершили трудное, но благородное дело.
– Игнатьев глупо и тупо прикрывает и выгораживает убийцу, – сказал Антоненко, отбрасывая пельмени в дуршлаг. – Путается в деталях. Что-то он придумывает, что-то, конечно, гениально угадывает. А настоящей связи с киллером у него нет. Никто ему сведений не передает. Но портретное сходство налицо – никуда не денешься.
– Я про убийцу вот что хотел спросить. – Юрий ладонью вытер губы. – Остался только один живой из списка. А прикрышку, то есть нашего Игоря, сдали. Значит, пора на него все валить? Больше не будет покойников. Значит, тот, кто остался, и есть заказчик?
– Хорошо бы, – вздохнул Борис. – Да только есть неувязочки. Мелкие, но много. Где у тебя сметана, перец?
– Ты бы лучше жене позвонил, предупредил, что у меня. А то она бог весть что подумает.
– Сейчас выпьем, и позвоню. Обязательно! Наливай!
– И почему же ты считаешь, что Попов не может быть заказчиком?
– Потому что вся твоя идея с двойником – ахинея! Я же говорил тебе, что Игорь понятия не имеет, кто и что делает. Он наудачу выдумывает детали. Попадает только иногда. Берет на себя любой эпизод. Подряд! Что ему ни предложи. Он не знает о преступлениях киллера. И никто его не ведет.