Для посла был поставлен небольшой походный шатер. Другие члены посольства, толмачи, проводники и слуги, а также татары, утомленные трудной дорогой, улеглись прямо под открытым небом.

Арсен лег рядом с Романом на постеленную кошму, положив под голову седло, от которого терпко пахло конским потом. Заложил натруженные ладони под затылок, раскинул онемевшие от верховой езды ноги.

Ночь была тихая, лунная. Тишину нарушало только фырканье лошадей, которые паслись в отдалении под присмотром татар-пастухов, да неугомонное стрекотание кузнечиков в пахучих травах.

Звенигора лежал молча, глядя широко раскрытыми глазами в звездное небо, по которому медленно плыла яркая полная луна. Сон никак не шел к нему. Сердце щемило в груди, зажатое, как в тисках. Сколько дней, сколько месяцев прошло, а про Златку и Стеху – ни единой весточки! Теперь только вся надежда на поездку в Крым. Там они с Романом как-нибудь постараются встретиться с салтаном Гази-беем и – будь что будет! – заставят его сказать всю правду!

Он смотрел на небо и, казалось, видел Златку. Глаза ее угасали, грустнели, вроде стали заплаканными, вглядывались с высоты в него и причиняли ему нестерпимую боль.

– Родная моя… Любимая… Не вини меня! – шептал он почти беззвучно. – Знает Бог, я все делаю, чтобы вызволить тебя из неволи… Потерпи еще малость, и я найду тебя, милая, где бы ты ни была, куда бы ни закинула тебя злая судьба…

Ему чудилось, что лицо ее прояснилось, а темные глаза стали улыбаться, и у него возникла мысль, что и Златка смотрит сейчас на это звездное небо, на луну и думает о нем.

Возможно ли такое?..

Легкий вздох вырвался из его груди, и в тот же миг горячая рука Романа крепко сжала его руку.

– Не грусти, Арсен, – прошептал дончак, стараясь утешить побратима, хотя Арсен знал, чувствовал, что и у Романа болела душа по Стехе. – Не грусти. Вот верится мне, что живы они. И мы вызволим их. Вызволим! Или сами погибнем…

«Или сами погибнем», – откликнулось в сердце Арсена.

Перекопский бей встретил московское посольство неприветливо: от подарков отказался, от встречи уклонился и поселил не в посольском стане и даже не в караван-сарае для иноземных купцов, а в мрачной старинной крепости, которая день и ночь охранялась сотней молчаливых сейменов, не позволявших никому выходить за пределы двора, обнесенного высокой стеной из известняка.

Так прошла неделя. Потом вторая.

– Черт его забери! – ругался худой непоседливый дьяк Никита Зотов, быстро шагая по большой комнате и расчесывая деревянным гребнем редкую рыжеватую бородку. – Нас принимают не лучше, чем прошлогоднее посольство Сухотина и Михайлова. Но то было сразу после войны! А теперь… Хан мог бы уже и поостыть.

– Он знает, что делает, – сказал Звенигора. – Это давнишняя ханская манера: сначала измучить послов ожиданием, настращать угрозами, издевательствами, а потом начинать с ними переговоры. Дескать, мягче, податливее будут!

– Ну, от нас он этого не дождется, – буркнул Зотов. – Сверх того, что дозволил царь, мы не уступим.

Стольник Василий Тяпкин молчал. Он вообще был неразговорчив, немногословен, углублен в себя, в свои мысли. Все он делал медленно, но обдуманно и решительно. Вывести его из равновесия было трудно, почти невозможно. Должно быть, в Москве учли эту черту его характера, когда посылали в Крым, где необходима незаурядная выдержка и рассудительность, да и опыт посольский у него был немалый…

Он терпеливо ждал, что их вот-вот отправят дальше, в Бахчисарай к хану. Но про них будто забыли вовсе. Никто из высших ханских чиновников не заходил, не интересовался, как они живут, в чем нуждаются. Только угодливо улыбающиеся слуги появлялись точно в определенное время с деревянными подносами в руках и ставили на низенькие столики глубокие глиняные миски с неизменной тушеной бараниной.

Сегодня они, как обычно, появились в широко открытой двери и с поклонами понесли подносы в глубину комнаты. Но Тяпкин вдруг поднялся со своего места, преградил им дорогу, топнул ногой и зло закричал:

– Убирайтесь с вашим бешбармаком! Мы приехали сюда не обжираться, а решать более важные дела. Идите и немедля передайте бею, что мы требуем встречи с ханом! И пока мы не получим от него твердого уверения, что в ближайшее время нас отправят в Бахчисарай, мы ничего в рот не возьмем!

Слуги были поражены и попятились со своими мисками. Не менее их были изумлены и члены посольства, которые впервые видели стольника таким разъяренным. Дьяк Зотов рот раскрыл от удивления, но ничего не сказал. Промолчал.

Никто не притронулся ни к завтраку, ни к ужину. На другой день утром пришел чауш и уведомил, что завтра урусское посольство тронется в Ак-Мечеть.

Все вздохнули с облегчением, плотно позавтракали и начали готовиться к отъезду.

От Перекопа до Ак-Мечети два конных перехода. Но проводники не спешили, и посольство прибыло в город на пятый день.

Ак-Мечеть одно только название, что город. На самом деле это небольшое селение, раскинувшееся в широкой лощине на берегах Салгира. В центре его, на пригорке, высилась мечеть, сложенная из пиленого известняка. От нее селение и получило название Ак-Мечеть, то есть Белая Мечеть. Вокруг нее утопали в садах дома калги и ак-мечетского бея Гази. А дальше извивались узенькие улочки, выгороженные высокими каменными заборами, из-за которых выглядывали крыши низеньких, приземистых мазанок.

Посольство въехало во двор бея.

У Арсена перехватило дыхание. Неужели он сейчас увидит своего обидчика? Неужели узнает, куда тот девал девушек? А в том, что заставит его сказать правду, у казака не было сомнения. Поставит на карту жизнь, а своего добьется!..

Двор был просторный, со всех сторон, как принято у крымчаков, обнесенный саманными и каменными оградами. Большой дом тыльной стороной выходил в сад.

Арсену и Роману это было знакомо со времени похода в Крым. Но они все равно внимательно приглядывались ко всему, так как понимали, что теперь им придется здесь, вероятно, без чьей-либо помощи преодолеть немало препятствий. Потому и примечали и потайные засовы на воротах, и калитку, ведущую в сад, и те места, где можно будет при необходимости спрятаться…

В сопровождении своих сейменов вышел Гази-бей. Это был подтянутый, крепко сложенный человек средних лет, с внимательными, немного раскосыми глазами.

– Я рад приветствовать посольство царя урусов, – поклонился он, приложив ко лбу правую руку. – Но я не могу произнести слова древнего обычая: «мой дом – ваш дом», потому что вам приют предоставлен в доме калги…

Тонкая улыбка промелькнула на смуглом лице бея. Это насторожило Арсена, который неотрывно следил за ним. Стольнику Тяпкину не понравились слова бея.

– Разве, высокочтимый, нас не сегодня проводят в Бахчисарай? Мы хотим как можно скорее встретиться с ханом…