Для обывателя все это кажется фантастическим бредом. Абсурдом. Галиматьей. Мне тоже так кажется. За одним малым исключением. Если мы не прошмыгнем уровень № 2, то Пирамида для всех нас будет братской могилой. А это очень неудобно, да и никакого удовольствия разлагаться коллективно.

И поэтому катался я прилежно, треснувшись всего три раза. Лбом о подвернувшееся некстати дерево, коленом об угол дома и все тем же копчиком о кирпич, обрамляющим клумбу.

Матерился так, что все вороны, каркая в ответ, ретировались вон. Наверное, не понравилось, что я начал метать в них кирпичные гранаты?

Словом, день, как всегда, проходил в интенсивной подготовке. К самому худшему.

Затем я поработал на стрельбище, помня меткое наставление дедушки американской коза ностры Аль Капоне: доброе слово, подкрепленное пистолетом, действует гораздо сильнее, чем просто доброе слово.

Золотые слова. Если бы все наше законопослушное население владело по стволу или по два, то уверен такого разбоя в республике не наблюдалось. Даже в США существует закон, предусматривающий, что любой гражданин имеет право на владение оружием. В своем доме. Почему бы и нам не принять такой закон? Надо. Надо срочно принимать закон — и тогда заживем, мои сердечные соплеменники, как в пластмассовых USA. Лет через двести.

Тем часом светило засело в макушках деревьев, как в гамаке, пропагандируя праздный образ жизни. Тени удлинились. Бойцы перешли к интеллектуальной работе — каждому из них был выдан лист с его маршрутом и его действиями. Воины разбрелись по парку, где между соснами и пихтами обвисали все те же гамаки, и через полчаса от мощного храпа начали осыпаться еловые шишки. Притомились, хлопчики. Живые люди, не механизмы, коем не понять послеполуденной услады в царствии Морфея.

Я сидел на веранде, зевая так, что едва не выворачивал челюсть, и уж хотел тоже последовать в гости к Морфею, да вкатился джип. С бронетанковым шумом. Никто не заметил его вторжения, кроме меня.

Водитель почему-то не вываливался из авто, пришлось мне самому пойти на стоянку. Джип был забит какими-то фабричными коробками. Да так, что было непостижимо, как это Никитин рулил руль и нажимал на педали.

— Что это? — спросил я, помогая другу выбраться из коробов.

— Ничего, — буркнул.

— Как это ничего? — удивился я. — Коробейник ты наш. Где был-то?

— Где был, там и был.

— Никитушка!

— У Гостюшева и был.

— А это что?

— Что-что?! — со злостью рвал коробку. — Вот что!

И продемонстрировал чайник. Миленький. В крупный красный горошек, как сарафан.

Я задумался о чем-то своем. А Никитушка разгружая коробки, рвал оттуда чайники легкомысленной расцветки.

Скоро мы оба оказались на странном поле. Веселенькие чайники хоботками угрожали нам, как оригинальный вид бытовых ракетных установок из серии СС-2-Т. Что значит: Семейный Скандал при участие двух противоборствующих сторон, не считая Тещи.

— Так, — наконец остановил товарища. — Это чайники, я уже понял. А на хрена тебе столько?

Мой безобидный вопрос вызвал у Никитина приступ хохота и ярости. Он хохотал, как гиена, на которую наступил слон. Одновременно всеми своими морщинистыми тумбочками. Я уж хотел треснуть друга чайником, да он сам угас. И после поведал историю в духе нашего времени.

Изобретатель от Бога А.Гостюшев трудился на оборонном НПО «Комета». Раньше там разрабатывали телемеханику для военно-косми-ческих сил, а ныне выпускают чайники. По конверсии, известно какой.

— Чайники тоже нужны, — заметил я. — Населению.

Никитин взвился — можно обойтись без дурацких шуточек? Я по — каялся и рассказ продолжился.

Дело в том, что оплата труда на НПО — это выпускаемая продукция. В данном случае — чайники. Поскольку нет бумажно-денежной массы для трудящихся. Нет и все. Засуха. Ни облачка.

И каждый кометовец сам вынужден беспокоиться о будущем. Своем и детей своих. Взял тележку чайников и в поход по магазинам. Для натурального обмена. Один чайник — десять буханок хлеба, ещё чайник — два батона колбасы, ещё — килограмм мяса. И все удовлетворенны.

Кроме инженера-гения, который не может в силу своей природной стеснительности принять рыночных отношений. Не может и все. И жена, учительница средних классов, тоже. Не может принять рыночных отношений. И дети-школьники пока не научились собирать пустые бутылки. Вот какая незадача. Не перешли на рельсы, понимаешь, капиталистической экономики.

И квартира изобретателя превратилась в склад. Что делать с этими окаянными чайниками, гений не знал. Самое обидное — укусить нельзя, чайник-то. Даже после недели добровольно-принудительного голодания.

Оголодавший Анатолий Гостюшев дал принципиальное согласие поучаствовать в авантюре, не подозревая о проблемах, могущих встретиться на нашем опасном пути.

— А игрушку попросил? — вспомнил.

— Есть, — и Никитин передал мне её.

Должно быть, многим любопытно, что перешло в руки мои? Не скажу. Это мое секретное оружие. В тайной войне против хитрой и коварной вражины, контролирующей каждый мой шаг. Скажу лишь — игрушечка-наживка заиграет в тот момент, когда я учую шкурой, что мои смутные предположения несомненны.

Господа! Я прост, как апельсин. Как авокадо. Но не до такой же степени, чтобы не понимать тяжести нашего научно-познавательного мероприятия. Поэтому предпринимаю меры. На всякий случай.

Доверяю всем. Без исключения. Да высоки ставки, господа, чтобы без ума шагать в капкан за кусочком сыра под названием ЛГ.

И пока есть возможность просчитать варианты, надо считать. Даже самые невероятные версии. Самые фантастические и бредовые.

Словом, денечки мелькнули, как темный парус одинокий в тумане моря голубом, посмею переврать классика. Поскольку на большом расстоянии парус, и белый тоже, кажется темным. Тем более в тумане. Нет поэзии — есть правда жизни, м-да.

Это к тому, что наше будущее находилось в тумане. Мы завершили подготовку и ждали у моря погоды. Ждали, когда прибудет руководящее лицо, чтобы дать добро. Или отбой. Что одно и тоже. В нашем случае. И мы решили без приказа штурмовать Пирамиду, иначе для многих все закончится психлечебницей.

Почему? Бойцы настолько усвоили «свои» действия, что превратились в биологических киборгов. По законам же программирования нельзя резко прерывать директивы: пойдет слом машины или её бунт против Создателя-человека.

К счастью, генерал Орехов прибыл, опоздав на час. Но на трех лимузинах. Я сделал-таки неуклюжий намек, мол, не девица красная, чтобы ждать. В полной боевой амуниции. Генерал обиделся и разразился тирадой — он человек государственный и имеет полное моральное право действовать так, как считает нужным для общества. И мы направились к веранде, где маялся коллектив. На веранду господин Орехов поднялся, как на пьедестал почета.