за руку. – Пойдём к Царже сходим. Тебе, наверное, надо отвар выпить. Как себя чувствуешь?

Раско попытался вывернуться, смешно сморщил нос, который начал слегка покрываться веснушками.

– Пусти! Я – хорошо. Хочу гулять. И дудочку.

Мавна сдалась, достала ему дудочку из мешка, приготовившись весь день слушать звуки, похожие на чьи-то предсмертные хрипы. Раско радостно дунул – ну, конечно, урок Смородника не пошёл его игре на пользу.

У Царжи сидел посетитель – незнакомый молодой райхи, который тут же ушёл, собрав какие-то мази в узелок. Кивнул в дверях Мавне с Раско и что-то сказал – Мавна не поняла слов.

– Можно?

Прежде, чем Царжа ответила, Раско забежал в комнату и с размаху плюхнулся на кровать, где он спал в первые дни. Царжа стояла у полок и перебирала туески, по очереди заглядывая в каждый и решая, что высыпать, а что оставить. Обернувшись на Мавну, она указала за стол.

– Садись, девочка. Как поживаешь?

Мавна села на краешек стула, охватив себя за плечи. По правде говоря, не хотелось разговаривать с Царжей – да и ни с кем, кроме Раско, но молчать было бы невежливо.

– Хорошо, спасибо, – бесцветно выдавила она.

– Чай будешь?

– Буду, спасибо.

Царжа закончила с туесками и принесла с печи котелок. Мавна безучастно наблюдала, как она достаёт кружки и разливает душистый отвар. Несколько капель упали на скатерть, расплывшись желтоватыми разводами. Запахло брусничным листом, шалфеем и морошкой – так до боли знакомо, как пахло дома. И у Купавы, если вечерами они собирались посплетничать с тарелкой пряников и пастилы.

– О, мама такой же варит! – воскликнул Раско и подбежал к столу.

От его слов сильнее закололо в груди. Мавна судорожно вдохнула, ухватившись обеими ладонями за подвинутую к ней кружку.

Царжа внимательно посмотрела на неё, разбавляя чай для Раско холодной водой и кроша туда ещё какие-то травы, спрессованные в тёмные бруски.

– Чего ни жива ни мертва? Домой хочешь? Потерпи, девочка.

Мавна подняла на неё взгляд – как сама думала, наверняка совершенно безжизненный. Она видела себя в мутном зеркальце перед выходом и сама заметила, что глаза у неё были красные и потухшие.

Царжа протянула руку и коснулась её руки. Мавна замерла, не зная, что говорить – да и стоит ли?

– А пряники у тебя есть? – громко спросил Раско. – Я люблю сладкое. Доставай, если есть.

– Раско! – шикнула на него Мавна. – Что надо говорить?

– Пожа-алуйста.

– Есть, всё есть.

Царжа копалась в шкафчиках, доставала всего понемногу: мёд, пастилу, орешки в сахаре, баночки с мочёной морошкой, пряники и сладкие хлебцы. Мавна подумала, что не удивилась бы, если бы у колдуньи нашлись там и лягушачьи шкурки, и оружие, и Покровители знают что ещё.

Раско занялся сладостями, деловито пробуя всего по кусочку. Дома так не разрешили бы: мама сказала бы, что заболят зубы, но Мавна обычно позволяла, и сейчас просто с нежностью смотрела на брата: живого, бойкого, с каждым днём набирающего румянец и будто бы цвет: сейчас и щёки были розовее, и волосы золотистее, и глаза ярче. Прижав его к себе, Мавна поцеловала его в кудри на виске.

– Не мешай, – хихикнул он, вывернувшись.

– Для него-то будто бы совсем времени не прошло, – кивнула Царжа, тоже пристально глядя на Раско. Только её взгляд был похож на взгляд лекаря, наблюдающего за больным. – Хороший мальчишка. Крепкий. Крови много просит?

Мавна стыдливо опустила рукав платья, закрывая свежий порез.

– Нет. Чуть.

– Ты-то пряники ешь. Растаяла совсем. Что, обидел тебя чародей?

Мавна вздрогнула и чуть не пролила на себя горячий чай. Отвела глаза.

– Не обидел. Уехал. Биться с упырями.

Царжа зацокала языком и покачала головой.

– Ай, мужчины. Хлебом не корми, дай кулаками помахать. Я иногда думаю: чего им всем так не терпится на тот свет отправиться? Разума бы им, вот и всё. – Царжа вздохнула и добавила уже тише: – Теперь на этих проклятых болотах все и погибают. Молодые и сильные, жить бы и жить.

Мавна подпёрла голову кулаком, разглядывая узоры на скатерти. Слова Царжи никак не помогли ей почувствовать себя лучше – наоборот, затянули сердце такой туманной тоской, что хоть на стену лезь.

– Так, может, с болотами этими что-то и можно сделать? Царя бы убить. Тогда и погибать никому не придётся.

Однажды ей приснился Варде с чёрным илом, льющимся изо рта, – это и повторилось потом наяву. Теперь, когда она думала о болотах, то невольно представляла Илара и Смородника – бледных до серости, мокрых, залитых чернотой. Эти видения так пугали, что не хватало воздуха, хотелось выйти и, как любил делать Илар, сунуть голову в бочку с дождевой водой – прогоняя все мрачные мысли. Но как без мрачных мыслей, когда вокруг – смерть и все близкие ей люди так спешат этой смерти навстречу?..

«Твой будет утопленником», – сказала ей Малица прошлой зимой.

От этого воспоминания обдало холодом.

Подумать только, ещё несколько дней назад она веселилась в кабаке и легкомысленно целовала в щёку Варде и Смородника – какими родными и красивыми они казались ей тогда и какими далёкими – сейчас.

Но хуже всего было вспоминать прошедшую ночь – жар от тяжёлого тела, от губ и от рук – и понимать, что если бы Смородник не прервался, сама Мавна была готова зайти куда дальше поцелуев.

Мавна шмыгнула носом и понадеялась, что этого не было слышно за хрустом и причмокиваниями Раско, который разделывался с угощением.

– Царя, говоришь, убить? – Царжа хмыкнула в свою кружку. – Думаешь, кроме тебя, никто такого не хотел? Это и понятно, девочка. Вам кажется, будто он – причина всех бед. Но всё не так. Его нельзя убить, потому что он и так давно мёртв. Да и нет, по сути, никакого единого царя – не цельный он. Состоит из тысяч душ, загубленных чародеями. Рассыпается на них снова и снова, даруя жизнь своим детям. А когда тела умирают, души возвращаются к нему. Его можно было бы уничтожить, подарить всем душам вечный покой, если бы чародеи смогли проникнуть под болота и сжечь царя искрой – но такого не может быть, потому что болотная вода погасит искру. Не было ещё чародея, который сможет нырнуть в болото и остаться живым.

– И это знают ратные главы? Или только ты?

Слова Царжи потрясли – она сказала это так спокойно и просто, будто повторила то, что знал каждый человек в Уделах. Но нет. Очевидно, далеко не каждый.

– Конечно. Как не знать. Про царя все знают, они же его