Стук в дверь, мгновение — и в комнату уже влетела Роза. На ней ночная рубашка, в волосах папильотки. Мы так часто с ней встречаемся, но никогда еще она не являлась мне в подобном виде.

— Мадам…

— В чем дело? — Я не проявила беспокойства.

Роза была чуть ли не в истерике.

— Мадам… они здесь… во дворе, а их офицеры в зале.

— Я так и поняла. Чавро?

— Ох, куда хуже… о, это так ужасно…

— Приди же в себя, — сказала я. Бедная Роза. Однажды я на нее прогневалась за то, что она пособничала Воллюс, и с тех пор проявления ее обиды и темперамента все время служили мне уроком.

— Мадам. Но… они говорят, что вы должны немедленно спуститься.

— Немедленно?

— Он послал меня к вам. «Приведите ее», — говорит он. «Но моя госпожа еще в постели. Еще и шести часов нет». — «Мы обязаны обыскать дом», — отвечает он. Ох, матерь наша!

— Насчет «немедленно» не может быть и речи. Пошли кого-нибудь из горничных, пусть передаст, что я спущусь сразу, как смогу. Потом придешь сюда и оденешь меня. Скажи, чтобы мне принесли теплой воды и чаю, который я пью на завтрак.

От моих слов Роза вся сжалась, выскочила из комнаты и тут же примчалась обратно, неся воду и мятный чай.

Однажды солдаты — кронианцы — поднялись в комнаты к моей тетушке. Но здесь такого не произойдет.

— Ах, мадам, — сказала мне эта девушка-северянка, разогревая щипцы для волос, раскладывая летнее платье и корсет, — все это чудовищно. Вы еще не знаете самого страшного.

— Но не сомневаюсь, что ты мне расскажешь.

Она отчаянно сморщилась, от раздражения или от огорчения. И сказала:

— К нам прибыл батальон южан за продовольствием для Крейза. И за тем, чтобы проверить, нет ли среди нас мятежников и предателей, плетущих интриги против Договора. Н-да! Уж у него, у этого флюгера, должно быть бесподобное на них чутье, ведь всякий прокаженный без труда отыщет тех, кто поражен той же болезнью.

Я уже знала. Знала заранее. Знала всегда. Знала с тринадцати лет, с той минуты, когда он подошел ко мне в комнате с грязным окном и погасил драгоценный кристалл, танцевавший у меня в мозгу, единственное, чем я обладала. Я знала: нельзя появиться перед ним как тогда, ребенком в замаранном платье, с немытыми растрепанными волосами, без маски, без щита. Да, сегодня мне необходима искусная маскировка.

Роза испуганно щебетала. Я одевалась так долго, задала ей столько работы. Она уже была готова заявить, что я прихорашиваюсь изо всех сил, желая, чтобы этот двойной перебежчик из южных краев, этот прокаженный положил на меня глаз, но не посмела обвинить меня вслух. Она почувствовала, какая страшная сила овладела мной, и поняла, что ее белый клинок ответит смертельным ударом.

Итак, я вымылась и надушилась. Корсет на мне затянут — я облечена в каркас из костей мертвых животных. Я надела маскарадный наряд — платье из серого восточного шелка с фиолетовой отделкой, подпоясалась черно-красным кушаком, как подобает вдове воителя. Как бы небрежно рассыпавшиеся волосы — Роза потрудилась над ними — ведь час еще совсем ранний. Сережки и маленькие колечки из черного янтаря. Лицо слегка подкрашено.

Глядя в зеркало, я следила за тем, как меня собирают по частям, и чуть погодя, заметив в себе признаки жизни, очень удивилась, потому что в ту минуту, как никогда прежде, я походила на бесподобную куклу.

Когда я открыла дверь спальни, снизу донесся шум движения.

Я ступила на верхнюю площадку лестницы, и в то же время он подошел к нижнему ее пролету возле фигуры Випарвета, намереваясь вторгнуться в мое убежище, ведь я так сильно задержалась.

— Надеюсь, вас не слишком обременила подобная спешка, — проговорил он.

Лучи зари хлынули сквозь дверные проемы в дом, в их свете мы и предстали друг перед другом.

Внезапно он бросил взгляд наверх, и лицо его побелело.

Скрываясь под своим обличьем, я могла без ужаса, без страха смотреть на него. Оно служило более надежной охраной, чем моя комната, чем вуаль, в которую я куталась на месте поединка, чем дуб, к которому я прижималась в королевском саду. И уж конечно, надежней детства, когда душа моя была открыта, словно рана.

С тех пор я подросла на пять дюймов. И на столько же он превосходит меня в росте.

Он не узнал меня, нет, дело не в этом. Но я догадалась, кто ему привиделся. Илайива, на сей раз умело облеченная в цвета снегов, лежавших в ее душе — светлые волосы на белом фоне, — стоявшая на верху лестницы, как при последнем их свидании.

И он. Всплеск светлых сияющих волос, тусклая тьма неровно посаженных глаз разной формы — вот и все, что мне запомнилось.

Когда на его светлокожем лице вновь заиграли краски, на глаза легла тень, словно облако отразилось на поверхности металла.

Откашлявшись, он сказал вполне любезным и спокойным тоном:

— Принцесса, прошу простить нам это грубое вторжение. Мне сообщили об обстоятельствах вашей жизни и о том, кто является вашим покровителем. Достопочтенный принц Карулан. — Он подождал. Я молчала. Он заговорил снова: — Тем самым я хочу сказать, что вам и честным людям, живущим в этом доме, ничто не угрожает. Просто ваше поместье упустили из виду, а вспомнив о нем, решили, что кто-то должен… тщательно осмотреть его.

— Вы ищите здесь оппозиционеров, — сказала я. Голос звучал как бы со стороны, и слушался безукоризненно, как хорошо отлаженный инструмент. Я чувствовала, как регулируется его звучание, как мое дыхание ударяет по голосовым связкам.

— Я уверен, жителей Гурца не в чем упрекнуть, — сказал он тоном обольстителя. — Простая предосторожность. А также, с вашего позволения, мы возьмем немного провианта для голодных солдат, стоящих в Крейзе.

— Делайте, что вам приказано, — ответила я и добавила: — Я же не могу вам запретить.

Он стоял у подножия лестницы и глядел на меня, запрокинув голову, а я смотрела на него сверху вниз.

И вдруг негаданно, нежданно что-то во мне тихонько взвыло.

Роза говорила, что служанка с кухни, увидев среди леса всадников, закричала. Ее крик я и услышала. Но и он тоже был предзнаменованием. Этот вопль.

— Прошу вас, поверьте мне, — сказал он, молодой человек, которого я позабыла и в то же время помнила ясней всего на свете, яснее собственного происхождения и прошлого, — мы отнесемся к вам и вашему имуществу с уважением.

Он начал подниматься по лестнице, как будто что-то толкало его ко мне. Когда он встал на седьмую ступеньку, я сказала:

— Это поместье моего покойного супруга, полковника и принца Кира Гурца.

Он опять остановился. Выражение его лица переменилось, стало насмешливым и мрачным.

— Я заметил пояс на вашем платье. Мадам, я сожалею о его кончине. Надеюсь, вы понимаете, что не я нанес ему смертельный удар.