Странно, но когда дело касалось Дмитрия Харламова, это всегда настраивало её на лирический лад. Со Стасом такого не было. Маша была уверена, весь последний год, что она Стаса любит, и это обязательно навсегда, по крайней мере, на долгие-долгие годы. И от осознания этого на душе было легко и спокойно, хотелось улыбаться и всем рассказывать о том, что она счастлива, что у неё всё хорошо. С Димкой всё было куда труднее и запутаннее. И порой, вот как сейчас, при одном взгляде на него, ей хотелось разреветься. Не от обиды, не от предчувствия беды или бесплотных попыток понять их отношения. А просто… разреветься. По-женски, как в романах девятнадцатого века описывали. «Героиня была переполнена эмоциями и упала без чувств». И что такое «переполниться эмоциями» Маша уже понимала. Она не готова была говорить о любви, даже признаться в этом себе самой, в её сознании не созревали клятвы, а в душе не было ожиданий, она совершенно не собиралась по Харламову страдать. Потому что понимала насколько это глупо, смешно и ему, наверняка, не нужно. Но когда он был рядом, вот так близко, и даже если не обращал на неё внимания, молчал или думал о работе, Машу душили непонятные чувства, и в такие моменты ей больше всего на свете хотелось уткнуться носом в Димкино плечо, и посидеть так. Минуту, две, десять… А если бы он этого не заметил, было бы превосходно. Каждый остался бы при своём.

И вот сейчас, совершенно некстати, дурацкие слёзы сначала обожгли глаза, а затем встали твёрдым комком в горле. Маша попыталась его сглотнуть, смотрела в окно и проклинала непонятно откуда взявшуюся мнительность.

Харламов руку протянул и погладил её по колену. После чего ладонь скользнула выше.

- Маня.

Всё-таки сглотнула. Сделала глубокий вдох и заявила:

- Мне всё равно.

Дима хохотнул.

- По поводу чего?

- По поводу всего. А ты можешь ухмыляться, сколько тебе влезет.

Он головой качнул.

- Какие мы сердитые.

- Дима! – Маша руку его со своего колена убрала.

- Маня, ты собственница, - решил он с намёком на печаль.

- Можно подумать, что ты нет.

Дима кинул на неё задумчивый взгляд. После чего признался:

- Не совсем понимаю, почему мы об этом говорим.

Маша развела руками.

- Всё было бы куда проще, если бы мы даже не говорили об этом. Да?

- Что ты цепляешься к словам? Я говорю то, что думаю.

- Правда? – Она к нему повернулась, взглянула с интересом. – То есть, когда тебе стало неприятно от моего желания скрыть наши отношения от Бориса Николаевича, ты счёл возможным это мне высказать…

- Я не высказывал!

- Да, ты только отпустил пару едких замечаний. Как всегда, впрочем. Тебе это было если не неприятно, то непонятно. А я, значит, собственница!

Харламов даже зубами скрипнул.

- Странная логика, - наконец сказал он. – Смею тебе напомнить, дорогая…

- Не зови меня «дорогой», - одёрнула его Маша в раздражении.

- Хорошо. Всё будет так, как ты хочешь. Но, Маня, ты собиралась замуж за моего племянника, и ещё совсем недавно ревела у меня на плече.

- Не было такого, - пробормотала она обиженно, но Дима не услышал или предпочёл не услышать. Продолжал настаивать на своём.

- Это было. И это серьёзно, кому знать, как не тебе. А я, даже если и спал с ней…

- С кем с ней? Ты можешь имя её назвать?

- Да что за блажь? – Харламов даже выругался, на что Маша окончательно обиделась и снова отвернулась от него. – На кой чёрт тебе её имя?! Это ничего не значит, просто секс. Маня, это жизнь.

Она не удержалась от язвительности. Зло засмеялась и всплеснула руками. Повторила за ним:

- Это жизнь! И ничего больше, да? Житейское дело! Дима, признайся, почему вы все…

- Кто все?

- Мужчины! Почему вы все говорите о сексе: это жизнь, что в этом такого?

- Потому что это так и есть, - проговорил он негромко и жутко недовольно.

- Вас этому где-то учат втихаря? На уроках выживания вида?

- Маша! – Он откровенно рявкнул на неё. Как несколько дней назад на той злополучной планёрке на сотрудника. И в тот день Маша была уверена, что случись это с ней, она здорово перепугается, впечатлившись. А сейчас… сейчас ей захотелось заорать на него в ответ.

Хорошо, что к этому времени подъехали к дому Харламова, Маше пришлось потерпеть пару минут, пока он парковался, после чего из машины вышла и хлопнула дверью. Не собиралась делать это ему назло, но выплеснуть негатив в какое-то действие было необходимо. В итоге, досталось автомобилю. Правда, Дима на это никак не отреагировал.

В лифте Маша прислонилась к стене, руки на груди сложила, и наблюдала за Харламовым исподлобья. Он стоял напряжённый, на неё не смотрел, губы сурово поджал. По всем признакам: злился и был жутко недоволен. Происходящим, Машиным поведением, её словами и вопросами. При этом он привёз её к себе домой. Не смотря на скандал в машине. Он не высадил её на каком-нибудь перекрёстке, не махнул ей на прощание рукой, он привёз её к себе.

Это заинтересовало. Настолько, что возмущение в Машиной душе стало стремительно таять.

- Как ты думаешь, Борис Николаевич догадался? – спросила она негромко, когда они вошли в квартиру. Дима включил свет, Маша скинула с ног туфли и посмотрела на себя в зеркало. На щеках два алых пятна – напоминание о недавнем скандале, который задел её душу.

- Мне всё равно, - мрачно отозвался Харламов, проходя мимо неё в комнату.

Маша проводила его долгим взглядом, остановилась в дверях гостиной. Желание спорить и что-то ему доказывать, прошло. Но знала, что Дмитрий Александрович вряд ли, как она, успокоится по щелчку пальцев или встретив один её взгляд.

Маша присела на мягкий подлокотник кресла, наблюдала за Харламовым, который наливал коньяк в бокал.

- Я просто не хочу, чтобы у тебя были неприятности, - сказала она негромко.

Он якобы заинтересованно вздёрнул бровь.

- Это ты к чему?

- Дима, это твоя семья, а не моя. Я могу больше не встретиться ни со Стасом, ни с Анной Александровной. А вот тебе… придётся несладко. Особенно, что касается Анны Александровны.

- То есть, ты считаешь, что я отчитываюсь перед сестрой, с кем сплю?

- Нет. – Маша печально улыбнулась. – За ту блондинку в ресторане отчитываться бы не стал. А я?

- А ты причина всех неприятностей, - подхватил Харламов. Ухмыльнулся, глядя на Машу.

Та кивнула.

- Вот и я о том. Твоя сестра точно не обрадуется.

- Тебя это сильно волнует?

- После того, как она разрушила все мои планы? Не могу сказать, что я спокойна.