не совсем удачным с точки зрения архитектурного решения лицевого фасада, но в дальнейшем зодчие его изменили и вписали школьное здание в стилистику окружающей его застройки.

В 1940-х гг. архитектор-реставратор А.А. Кедринский провел реконструкцию школы. Вот тогда-то и появился объединенный фасад, связавший в одну постройку относительно новое здание и дом Виельгорских, сооруженный в XIX в.

Такова история здания. Теперь обратимся к прошлому самого дома Виельгорских.

Проектированием этой постройки в стиле классицизма занимался в 1830–1832 гг. Карл Иванович Росси – он создавал единый архитектурный ансамбль Михайловской площади и разрабатывал фасады построек, выходящих на нее. Строительством дома занимался уже архитектор Андрей Михайлович Болотов (Людвиг Демаре).

Земельным участком во дворе на то время владел один из князей Долгоруковых, купивший его у директора Сестрорецкого оружейного завода полковника Ивана Петровича Ланкри. Возможно, что заказчиком проекта выступил известный в городе фабрикант Василий Григорьевич Жуков, чей знаменитый трубочный табак современники называли «жуковиной». Тут сохраняется определенная неясность с владельцами участка и заказчиками строительства жилого дома.

Как бы там ни было, в 1844 г. меценаты и музыкальные деятели графы Михаил Юрьевич и Матвей Юрьевич Виельгорские приобрели часть уже готового особняка, а через некоторое время они стали владельцами и всего дома.

Отцом братьев Виельгорских был польский посланник при Дворе императрицы Екатерины II, граф Ежи Винцентий Виельгорский (Jerzy Wincenty Wielhorski), представитель славного польского дворянского рода. После перехода на русскую службу его называли Юрием Михайловичем, а его супругой стала графиня и фрейлина императрицы Софья Дмитриевна Матюшина. В браке родилось семеро детей, в том числе и наши герои.

Оба брата слыли превосходными музыкантами, много делали для развития и пропаганды искусства в России. Михаил Юрьевич служил в Министерстве внутренних дел, затем в Министерстве народного просвещения, занимаясь одновременно музыкой. Он превосходно владел фортепиано, написал около 100 различных музыкальных произведений и, в частности, оперу по мотивам поэмы А.С. Пушкина «Цыганы».

Михаил Юрьевич Виельгорский

Писатель Владимир Александрович Соллогуб вспоминал: «Граф Виельгорский прошел незамеченный в русской жизни; даже в обществе, в котором он жил, он был оценен только немногими. Он не искал известности, уклонялся от борьбы и, несмотря на то – или, может быть, именно потому, был личностью необыкновенной: философ, критик, лингвист, медик, теолог, герметик, почетный член всех масонских лож, душа всех обществ, семьянин, эпикуреец, царедворец, сановник, артист, музыкант, товарищ, судья, он был живой энциклопедией самых глубоких познаний, образцом самых нежных чувств и самого игривого ума».

Второй брат, Матвей Юрьевич, также служил в различных государственных учреждениях и… играл на виолончели. Меценат и покровитель творческих людей, он выступил организатором первой в нашей стране Консерватории и стал соучредителем Императорского Русского музыкального общества.

В доме Виельгорских располагался известный всему высшему свету музыкально-литературный салон – маленькое министерство изящных искусств, как сказал Гектор Берлиоз. Здесь композитор Ф. Лист впервые исполнил фортепианную транскрипцию «Марша Черномора» из оперы М.И. Глинки «Руслан и Людмила». Музыкальные вечера часто посещали композиторы М.И. Глинка и Р. Шуман.

М.Ю. Виельгорский

В доме часто бывали В.А. Жуковский, Н.В. Гоголь, Д.В. Веневитинов, П.А. Вяземский и другие петербургские литераторы. Коллекция музыкальных инструментов Матвея Виельгорского являлась одной из самых богатых в столице. Одних только скрипок знаменитого итальянского мастера Антонио Страдивари в ней насчитывалось пять штук! Со смертью братьев традиция музыкально-литературных вечеров не прервалась. В разное время здесь принимали гостей салоны Е.А. Карамзиной, А.Ф. Львова и А.О. Смирновой.

Косвенно с домом Виельгорских связана одна трагическая история. В начале августа 1878 г. тротуар перед ним становится местом совершения террористического акта, совершенного членом кружка «Земля и воля» Сергеем Михайловичем Степняком-Кравчинским.

В 9 часов утра 4-го числа на углу Итальянской улицы у дома Виельгорского он смертельно ранил кинжалом-стилетом начальника Третьего отделения Собственной его Императорского величества канцелярии генерал-адъютанта Николая Владимировича Мезенцева.

Н.В. Мезенцев

События рокового дня передал писатель Б.Б. Глинский, основываясь в своем рассказе на статью в газете «Новое время»: «Николай Владимирович вставал обыкновенно очень рано и совершал ежедневно прогулки пешком, во время которых посещал часовню у Гостиного двора, на Невском. Зайдя туда и 4 августа, в девятом часу утра, Николай Владимирович по окончании молитвы в сопровождении своего бывшего товарища, отставного подполковника Макарова, направился обратно домой, через Михайловскую улицу, Михайловскую площадь и Большую Итальянскую улицу Едва он вступил на мостовую Итальянской улицы и поравнялся с домом Кочкурова, перед самыми окнами кондитерской приблизились к нему двое шедших навстречу людей, весьма прилично одетых. Один из них нанес ему рану кинжалом и вместе со своим спутником поспешно сел в поджидавший тут же экипаж. Г. Макаров сделал попытку задержать их, но в него сделали выстрел из револьвера, пуля пролетела мимо, а виновники катастрофы, никем не задержанные, так как в этой местности не было ни одного полицейского стража, а равно отсутствовала и публика, успели скрыться. Рассказывают, что они быстро поскакали по Итальянской и завернули на Малую Садовую; кучер, по всей вероятности, был из числа сообщников; рассказывают, что они будто бы и в предыдущие дни являлись на то же место, где были сегодня. Несомненно только, что преступники имели собственный экипаж, запряженный хорошею лошадью в серебряной упряжи. Заключают некоторые по этим признакам, что это люди со средствами. На одном из них было надето серое пальто. Сам Николай Владимирович в момент катастрофы не потерял присутствия духа, и когда выбежавшие на выстрел из кондитерской занятые в ней уборкой приказчики с ужасом спросили: „Кто ранен?“ – Николай Владимирович отвечал, что ранен он, и при этом указал на свою окровавленную одежду. При помощи полковника Макарова и вышедшего из соседнего дома камергера Бодиско Николай Владимирович Мезенцов дошел по Итальянской до