Затем вампирша вернулась к Норе, решительно взяла её за руку и, как ни в чём не бывало, вывела с другого конца переулка. В Тамне потом, много позднее, говорили, что особенно зловредная шайка уличных воришек безо всякой причины распалась и оборванцы пошли к плотнику, сапожнику, шорнику, каменщику и мяснику, повалились в ноги и умолили взять в ученики. Большого счастья им это не принесло, и били их учителя нещадно, но, когда через пять лет в Тамне случились беспорядки из-за налогов на мосты и переправы, именно этих мальчишек, уже выросших, не было в числе тех мошенников, кого повесили за грабежи на улицах. Но это было много позднее, а сейчас настроение у девушек испортилось окончательно, и дальше гулять они не стали. Ещё сильнее оно испортилось, когда вечером барон, выслушав обеих, со вздохом попросил их всё-таки удержаться от прогулок.

— Было бы лучше, если бы с вами кто-то пошёл, но это не должны быть домашние слуги, а Менно мне нужен во время смотра. К тому же дочери барона не пристало расхаживать по городу пешком, но для верховой прогулки тем более нужен провожатый. Если бы молодой Арне не попался бы так глупо в Корбиниане, он мог бы взять на себя эту обязанность, но тут уж ничего не поделаешь.

— Но, отец! — возмутилась Нора. — Вейма может защитить меня лучше любого рыцаря!

— Нет, — твёрдо ответил барон. — Мы — добрые верующие, мы не можем прибегать к помощи проклятой против таких же людей, как и мы.

— Ваша милость! — ахнула от изумления и обиды Вейма.

Одновременно с ней вскинулась Нора:

— Но, отец!..

— Прости, девочка, — одними губами усмехнулся барон. — Но по городу не должны пойти слухи о чудовище. Ты не всегда сможешь справиться со всеми. Сегодня тебе просто повезло.

Вампирша пожала плечами. Барон был прав. Сознавать это было неприятно.

* * *

Девушки сидели взаперти, в небольшой светлой комнате, где для Норы было кресло, а для Веймы — скамеечка, и ещё пыльная овчина на полу, от которой хотелось чихать, — и ужасно скучали. Они не взяли с собой ничего, что позволило бы им продолжать уроки, не взяли с собой ничего для прядения, ткачества и вышивания, одним словом, им было отчаянно нечего делать. Поэтому они говорили и говорили намного откровеннее, чем того хотелось бы Вейме.

— Послушай, — сказала вечером первого дня Нора, — давай убежим?

— Куда убежим? — не поняла вампирша. — Зачем убежим?

На неё пахнуло такой отчаянной надеждой, страхом и отчаянием, что она отшатнулась.

— Не знаю, — отмахнулась Нора. — Не важно. Куда-нибудь. В Серую пустошь. За море. В другую страну. Ты переоденешься мальчиком и скажем, что ты мой брат. Я надену платье попроще. Давай, а?

— Не надо было оставлять у тебя тот рыцарский роман, про графскую дочь и пастуха, в которого переоделся сын враждебного графу барона, — неодобрительно заворчала Вейма. Но Нора не унималась.

— Я не хочу, Вейма, ты же понимаешь меня! Я не хочу выходить замуж за графа Дитлина! Он старый, некрасивый, он не любит меня!

— Поверь мне, — отозвалась Вейма, — было бы куда хуже, если бы любил.

— Вейма, пожалуйста! Я не могу так жить! Так не должно быть!

Вампирша вздохнула и подумала, что последнее время она вздыхает слишком уж часто.

— Нора, дорогое моё дитя, — бесстрастным голосом отозвалась она на мольбу девушки, — я прекрасно тебя понимаю. Беда в том, что ты совершенно не понимаешь меня. Мне уже приходилось скитаться. Я больше не хочу.

— Но, Вейма, послушай…

— Нет, это ты послушай! — неожиданно для себя выкрикнула Вейма. — Ты не знаешь, что это такое! Что это такое для вампира! Голод, который сводит с ума. Жажда, которую нельзя утолить. Вечная ложь, обман, лицемерие! Надо втираться к людям в доверие. Ты знаешь, что я не могу войти не то, что в дом — в хлев! Не могу войти без приглашения. Хитрить, хитрить, хитрить! Уговаривать! Вести себя как человек! Скрываться! А если меня заметят вампиры? Меня убьют сразу же! Нора, сразу же! Я — отщепенка! Но даже будь я как все мои собратья, будь я ночной убийцей, мне пришлось бы драться с каждым, на чьи земли я вторгаюсь! Ты ведь не знаешь, что у вампиров поделена вся земля! А ты? Мне пришлось бы тащить себя за собой, да-да, тащить, Нора, именно тащить! Защищать от опасностей, с которыми ты бы никогда не столкнулась без меня! Вампиры не водятся с людьми! Люди не странствуют с вампирами! Мы не бродячие рыцари! Мне пришлось бы драться за тебя с первым встречным! Нас бы убили бы сразу же! Я не могу защитить ни себя, ни тебя! Здесь, сейчас, твой отец даёт мне защиту. Мой муж даёт мне защиту. Ты хочешь, чтобы я выбросила свою жизнь в канаву! Ради чего? Ради того, чтобы сгубить и твою жизнь?! Ты когда-нибудь стояла перед толпой?! Тебя волокли на костёр, сдирая одежду по дороге?! Ты хочешь узнать, каково это?! Хочешь, Нора?! Посмотри мне в глаза! Скажи — хочешь?! Ты хочешь умереть — так?!

Девушка не отвечала. Она сидела в деревянном неудобном кресле и плакала, уронив руки в ладони. Вейма задыхалась от страха, злости и гнева, задыхалась от переполнявших комнату чувств своей ученицы. Ей было плохо.

— Вот что я тебе скажу, моя милая, — совладав с собой, сказала вампирша. — Я сделаю всё, что могу, чтобы расстроить этот брак, всё, что могу как человек, но не как вампир. Но если он состоится… граф Дитлин никогда не коснётся тебя, я это обещаю. Он будет держаться от твоей спальни так далеко, как только сможет. Клянусь тебе. Слышишь меня, Нора? Это всё, что я могу для тебя сделать.

— Хорошо, — вздохнула девушка и больше в тот вечер не было произнесено ни слова.

* * *

На следующий день они заговорили о самом безобидном, что могла придумать Нора — о скитаниях Веймы. Сама вампирша предпочла бы вовсе молчать, чем обсуждать эту тему, но ей не хотелось огорчать подопечную, и она, сперва неохотно, а потом всё больше оживляясь, рассказывала о том, как ушла из Дачса, как они с наставником пришли сначала в Карог, мелкий западный городишко, ещё меньше Дачса, и как оттуда ушли посреди ночи и попросились в замок какого-то рыцаря севернее Карога, и как там люди одевались иначе, чем в Дачсе и иначе, чем в Раноге, и речь их была с диковинным гортанным выговором, но и оттуда они тоже ушли и пошли на юг, через Дачс, потом скитались по деревням, пока не сунулись к графу Лабаниану, где их чуть было не разоблачили братья-заступники, которых граф пустил к себе и которые умело выискивали зёрна ереси, как потом им почти удалось затеряться в городе Сеторе, но позже оказалось, что там есть свой вампир и они, не выдержав драки, сбежали в Анш, а оттуда — в Вибк, проскочив по краю баронство Ерсин.

Вейма рассказывала о том, что видела и с кем говорила, пока притворялась человеком, но не упоминала ничего о крови, от запаха которой мутило, о том, как страшно кричала толпа в Кароге, и в том северном замке со сложным названием Берндин, и у графа Лабаниана. Их легко разоблачали потому, что Ватар обучал Вейму прежде всего маскировке, и вмешивался только позже, когда всё становилось уже совсем плохо. Много дней спустя после того, как учитель прогнал её, Вейма сообразила, что это он делал нарочно. Не только для того, чтобы обучить, но и чтобы она навсегда запомнила: Ватар — её последняя надежда, последняя преграда между ней и орущей толпой.