– Я заразный. У меня температура.

– Зараза к заразе не липнет. А то, что температура, так мне холодно. Неужели ты откажешь девушке в тепле?

– Нет, но...

– Что с нами будет?

– Не знаю.

– Лосев нас не отпустит. Он почти признался мне в том, что убил Максютовых и Полунина. И жену свою тоже убил...

– Жену?! Валентину?! – встрепенулся Кирилл.

– А ты чего так разволновался? – подозрительно спросила Агата. – Она что, тебе понравилась?

– Нет. Но женщина красивая. И вообще...

– Что, вообще?

– Нехорошо это как-то, жен своих убивать...

– А ты бы меня убил?

– Но ты же мне не жена.

– А если женишься, убьешь?

– Когда женюсь, тогда и поговорим об этом.

– А ты женишься?

Кирилл хотел что-то сказать. Судя по тому, как резко он встрепенулся, у него было желание возразить. Но он передумал. Промолчал. И сам обнял Агату.

– Нам нужно выбраться отсюда.

– Выберемся... Я знаю, ты что-нибудь придумаешь. Ты такой же сильный. Такой же сильный...

Она запнулась.

– Такой же, как кто?

– Как твой отец... Мне кажется, что он и мой отец. И люблю я его. Как отца... На него я тоже надеюсь. Но думаю о тебе.

– Это ты о чем?

– О том, что ларчик, возможно, просто открывается...

Она вспомнила, что замок, дужка которого была вдета в проушины гаражных ворот, не заперт на ключ. Не важно, что там – поломка или халатность...

Рязанская деревня. Рязанские бабы гуляют, рязанские мужики гудят. У людей выходной, люди веселятся, пьют водку. Где-то поет-заливается трехрядная гармонь. Не похоже на живой звук, скорее всего, кто-то акустические колонки в окно выставил. Но все равно, настроение создается.

Панфилову не до веселья. Но праздничная суета, деревенская музыка умиротворяют. Хочется надеяться, что с Кириллом и Агатой все будет в порядке, найдутся они.

Небольшой бревенчатый, ровно стоящий на фундаменте дом. Невысокий, но крепкий забор из некрашеной доски, во дворе допотопный «Москвич» на колодках. Облезлая, флегматичная овчарка на цепи. Здесь и должен жить Василий, брат Максима Лазарчука.

Возле джипов собирается народ. Непривычен местный люд к дорогой германской автотехнике, интересно поглядеть, что за важность такая пожаловала к ним в деревню. Зевак все больше, а хозяин дома и не думает выходить.

Но вот появляется и он. Бородатый, нечесаный, старая ковбойская рубаха лишь наполовину заправлена в мятые брюки. На вид мужику лет пятьдесят, хотя по паспорту – немногим больше тридцати. Вышел за ворота, остановился, озадаченно почесал затылок.

– Надо чего?

– Братишку твоего ищем, – сказал Левшин.

– Зачем его искать?

– Затем, что ведет себя плохо.

– Я-то здесь при чем?

– Мужик, тебе неприятности нужны?

Резкий охлаждающий тон Левшина заставляет Василия задуматься.

– Нет.

– Вот и я думаю, что не нужны.

– Максимка вам нужен?

– Где он?

– Уехал. В лес.

– Куда в лес?

– Не знаю. Сказал, что на охоту. Ружье у него было. Машину взял и поехал. До сих пор нет...

– А куда конкретно поехал?

– Не знаю, не сказал.

– Сколько бензина в баке было?

– Какой бензин? Я на газ давно перешел.

– Топлива на сколько километров пути?

– Ну, верст на сто хватит.

– Дозаправки брат не требовал?

– Нет.

– И где ближайшая заправка, тоже не спрашивал?

– Да нет...

Панфилов почти уверен был, что Лосев скрывается где-то в окрестностях Рязани. И, скорее всего, не в самой дальней глуши. Ведь мобильный телефон Ильи Безродного, на который звонил Макс, находился в зоне покрытия сотовой сети. Надо было сужать зону поиска, и, похоже, информация Василия Лазарчука позволит сделать это. Ведь если Максим взял машину у брата, значит, он сейчас где-то не очень далеко и уж точно в зоне сетевого доступа.

– А где он может быть, ты не знаешь? – наседал Левшин.

– Да нет.

– И не догадываешься?

– Да черт его знает.

– Мы на черта не надеемся. Мы на тебя надеемся...

– Говорю же, не знаю.

– Понимаю, брат все-таки. Но там, где сейчас твой брат прячется, люди похищенные. Пацан и девчонка, обоим по шестнадцать. Спасать их надо...

– Спасайте. Но я не знаю, где Максимка.

– Обещаю тебе, Василий, если возьмем его, бить не станем. Даже отпустим, если поможешь нам...

– Не знаю я.

– Пойми, пацан в опасности и девчонка... У тебя дети есть, должен понимать...

– Понимаю. Но не знаю...

– Деревянный ты, Вася. И дом у тебя деревянный. Нельзя тебе в доме находиться, когда он загорится, а то сгоришь вместе с ним.

– А почему он загорится? – насторожился Лазарчук.

– Потому что ты деревянный, Вася. От тебя и загорится... Ты сам рассуди, кто тебя жалеть будет, если ты детей не жалеешь. Тебе говорят, что детей спасать надо, а ты не знаешь... Смотри, когда вспомнишь, поздно будет...

– А-а, я уже вспомнил, – словно очнувшись, кивнул мужик.

Марк Илларионович поощрительно посмотрел на Левшина. Может, и грубо он сработал, но эффектно. Хорошо, если еще и эффективно.

– Что ты вспомнил, Василий Денисович?

– Ну, Максимка у меня спрашивал, где мастеров найти можно, чтобы дом поставить.

– Какой дом?

– Ну, деревянный... Сказал, что босс его московский дом хочет в лесу поставить. Ну, вроде как охотничий...

– Где?

– Не знаю, не говорил. Я спрашивал, а он таился...

– А с мастерами ему подсобил?

– А то как же! Колька Пшено хорошо избы ставит. Володька Соловьев с ним был. Юрку Метелкина с собой брали, он по цементным работам дока...

– И где Кольку найти можно?

– Да в Юргиновке, тут недалеко, четыре версты...

Кольку Пшено искали в одной деревне, а нашли в другой, если точней, то в дачном поселке под Рязанью, где он во главе своей шабашкиной бригады рубил на заказ баню. Долго искали, но все-таки нашли.