Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну хорошо — нации построили, собрали людей в нуклеарные семьи вне зависимости от их желания, — вроде бы можно отвалить от семейств и дать им воспроизводиться спокойно. Но поскольку семья это искусственный конструкт, она имеет свойство всё время расползаться под реальностью, угрожая стабильности. Современное государство не убирает руки с семьи ни на секунду, и это часто приводит к довольно смешным коалициям. Мелинда Купер в 2017 году выпустила книгу Family Values[207], в которой описывает удивительный процесс объединения неолибералов и неоконсерваторов в США вокруг общего проекта сохранения (или, скорее, реконструирования) семьи. Из российского контекста кажется, что эти движения несоединимы — ведь «либералы за геев», а «консерваторы за политику воздержания». Но Купер показывает, как цели этих двух движений для укрепления собственной гегемонии зависят друг от друга: с одной стороны, замещение социального государства полной приватизацией снабжения, чтобы выживание семейства было только его проблемой, с другой — укрепление дисциплинирующего механизма, который выстраивает людей в иерархию по полу, возрасту, расе и сексуальности. Этот проект, по мнению Купер, зарождается в семидесятые с инфляционным кризисом и укрепляется во время эпидемии СПИДа, а затем — с инновациями семейного контроля типа распространения студенческого кредита и социальной поддержки через религиозные группы.
В современной России «семейные ценности» — это тоже, в основном, медиа-истерика корпоративного государства, которое, конечно, вообще не волнуется за семьи, зато не прочь залезть лапами в частную жизнь тех, кого оно считает угрозой своей устойчивости[208]. Оно замалчивает эпидемию ВИЧ и эпидемию домашнего насилия, кидает рожающим мигрантам по 20 к за ребёнка и забывает о них, запрещает бэби-боксы и трансграничное усыновление, отказывается вводить сексуальное образование в школах, не говоря уже об общей экономической ситуации, загоняющей население в медленное умирание. Судя по опросам, в 2019 и 2020 году главной причиной разводов в России стали финансовые проблемы и невозможность прокормить семью — так ответили 46 % опрашиваемых; на втором месте (22 %) — измена и ревность, на третьем (21 %) — отсутствие взаимопонимания. В 2013 году тех, кто называл финансовые проблемы причиной распада семьи, в России было всего 21 %. Но вместе с этим увеличение благосостояния членов семьи повышает вероятность развода: если женщина перестаёт быть экономически зависимой, ей легче выйти из абьюзивных или надоевших отношений. В большинстве посткоммунистических стран 90-е знаменовались возрождением традиционализма в противовес «навязанному коммунизмом эгалитаризму», но, как поясняет Татьяна Журженко[209], вся эта идеология традиционных гендерных ролей — просто жест государства по маскировке передачи семьям заботы о себе и своих близких, по самоисключению власти из процесса социальной поддержки. Когда начинают говорить про «важнейшую роль семьи в обществе», — это значит, что государство хочет сэкономить.
Предложение буквально отменить семью приписывают ещё Марксу с Энгельсом, но это следствие не совсем корректного прочтения фрагмента «Коммунистического манифеста», где авторы скорее защищают коммунистов от обвинений буржуазии в «стремлении отменить семью» и указывают, что буржуазия уже сделала это за них. Однако социал-утописты действительно подхватили эту идею довольно давно, и она снова становится актуальной в 60-е и 70-е годы, уже став требованием части феминистского движения; к экономическому анализу семьи добавляется гендерный, складывается крепкая теоретическая база, чтобы стало понятно, насколько нуклеарная семья — неестественная и часто вредная конструкция, сколько насилия она производит и сколько людей оставляет без поддержки. Внутри феминизма возникает дискуссия — на одном полюсе те, кто призывает к отмене института семьи, на другом — призывающие к расширению её понятия, как предлагала Сьюзен Окин, в сторону менее эксклюзивного, менее идеализируемого и более эгалитарного.
В 1971-м британский психиатр Дэвид Купер, представитель антипсихиатрического движения, выпустил книгу The Death of The Family. Это движение, и особенно книга Купера, обращало внимание на то, что корень проблем не в поломках людей и отношений внутри семей, а в том, что сама структура нуклеарной семьи и её функция в капиталистическом обществе приводят к психологическим искажениям и разрывам. Иногда, конечно, эти поломки могут восприниматься как прорывы — когда персона действительно начинает понимать, что происходит[210]. Купер видит основное значение семьи в том, что она распространяет властную парадигму подчинения на всех членов общества; когда рождается ребёнок, задача семьи — внедрить в него особый тип конформизма, настройку на подчинение внешнему авторитету и отсутствие вопросов к нему; исследователи патриархата так же описывали процесс гендерной социализации в семье — мальчикам запрещают проявлять нежность, девочкам — самостоятельность. Основным психологическим эффектом от рождения и воспитания в семье Купер называет страдание от недостатка личной автономности (каждый из нас знает достаточно людей, которые по совету или настоянию семьи выбрали какую-то «реальную» профессию, потратили 4–5 лет на ненужное образование или совершили любой другой недобровольный выбор, за который расплачиваются долгими походами к терапевтам). В 1982 году выходит книга Мишел Барретт и Мэри Макинтош The Anti-Social Family[211], которая тоже уводит фокус с семьи на семьецентричное устройство общества и гегемонию семейной идеологии. Один из важнейших аргументов этой книги в том, что семья, будучи фундаментом современного общества, по своему устройству антисоциальна; в обществе было бы гораздо больше распределённой заботы, любви и обмена, если бы не претензии семьи на эксклюзивность в этих процессах. Стратегия, которую предлагают авторки, заключается в реализации политик, поощряющих разнообразие вариантов отношений, перераспределение юридических и экономических привилегий от семей к сообществам, ревитализацию публичной сферы и прекращение поддержки идеологии семейности с её фокусом на домашней жизни.
Но с 70-х по 90-е к феминисткам, которые выступают за сохранение и расширение понятия о семье, присоединяется огромная часть