Шикин слегка прищурился, задумавшись, а потом кивнул. И тут внезапно зачесался язык у одного из моих заместителей — Бродова.

— Но ведь институт рабкоров и селькоров уже к тридцатым фактически изжил себя, — с ученым видом знатока принялся разглагольствовать Арсений Степанович. — Советская власть к тому времени уже воспитала профессиональные журналистские кадры. И потом… Да простят меня за некую вольность, — тут он покосился на парторга Громыхину, — но общий уровень этих народных корреспондентов был, мягко говоря, не очень высок. И они скорее строчили доносы, чем писали статьи. Вот, скажем, известный случай с бывшим помещиком Томсоном…

Бродова явно унесло не туда, и он, еще недавно горячо поддерживавший новый проект, вдруг ударился в критику. Что ж, будем действовать по классике: не можешь победить — возглавь!

— Я тоже слышал об этом, — я перехватил инициативу. — Тот приходил в пивную и требовал, чтобы ему наливали бесплатно. Просто по той причине, что он работник прессы. А когда Томсону отказали, он написал статью о нарушениях в пивной.

— Верно, Евгений Семенович, — довольно улыбнулся Бродов.

— Только вот наши авторы — это не бывшие помещики, жаждущие реванша, — продолжил я. — И статьи мы их будем проверять. Поверьте, у меня нет иллюзий, что будет легко. Но мы будем держать уровень, искать новые живые голоса… Я, Зоя Дмитриевна и вы с Виталием Николаевичем. Потом у нас еще Клара Викентьевна, не забывайте, не только парторг, но еще и главлит. И вообще, если вам удобнее, пользуйтесь другой терминологией… Не знаю, научкор, медкор в конце концов.

— Политкор, — осторожно добавила Соня Кантор. — Политический корреспондент.

— И до этого потом дойдем, — улыбнулся я. — А пока начнем готовить первый номер. Сейчас мы начнем закрывать полосы, и…

Я внимательно осмотрел собравшихся в моем кабинете, специально задержал взгляд сначала на Гориной, которая поспешила опустить глаза, потом на Метелиной. Та пару секунд посопротивлялась, но в итоге тоже не выдержала и отвела взгляд.

— Желание сдать материалы досрочно — приветствуется, — наконец, я закончил мысль.

— Я сделаю, — поднял руку, будто прилежный школьник, Аркадий Былинкин.

— И я, — пискнула Катя.

— Я тоже. И я! — все, кого назвала Зоя и кому раздала задания, вызвались поработать по-стахановски.

Я выразительно посмотрел на Метелину, которая тяжело вздохнула, но не осталась в стороне, потом поблагодарил всех и закончил планерку. Вот она — новая страница истории моего будущего холдинга.

[1] Рабкоровское движение действительно зародилось в 1922 году. Изначально народные корреспонденты рассматривались как общественники, следящие за жизнью предприятия и пишущие о нем. Им даже давали задания, о чем именно сообщать в газету. А в 1924-м Иосиф Сталин обозначил их цели как «обличение недочетов нашей советской общественности» и борьба с этими недочетами. По этой причине не обошлось без серьезных перегибов, когда некоторые рабкоры и селькоры принялись присылать в редакции недостоверные «обличения». А на селе народных корреспондентов и вовсе считали стукачами, временами доходило даже до убийств.

Эпилог

Зоя сидела передо мной с самым серьезным видом. Все разошлись по своим рабочим местам писать тексты, а новоиспеченного редактора я попросил остаться.

— Вы, наверное, догадываетесь, о чем мы будем говорить? — я внимательно посмотрел на девушку.

— У меня два варианта, — Зоя едва заметно улыбнулась, чтобы скрыть волнение. — Либо обсудить мою первую планерку, либо подготовиться к завтрашней командировке. А может, все сразу… С другой стороны, вы не оставили Леню.

— Его я еще вызову отдельно, — ответил я. — Обратная связь должна проходить без лишних свидетелей. Так что приступим: планерку вы провели для первого раза очень достойно. Самое главное — смиритесь с существованием критиков и завистников. Они всегда будут. Даже когда вы встанете во главе, к примеру, «Московского вестника» и получите Пулитцеровскую премию.

— Я поняла, — Зоя кивнула. — Спасибо вам.

— Помните, что вы делаете газету нового формата, — я продолжил. — Такие, как Людмила Григорьевна, будут пытаться вас тормозить, тянуть назад, обесценивать ваши старания. Будьте готовы к этому. Однако не игнорируйте. Прислушивайтесь. Возможно, что-то из критических замечаний будет справедливым. Я уверен, Метелина сама способна на большее, просто засела в своей раковине стабильности и закостенелых привычек. Но выковырять ее оттуда — это моя задача. Поверьте, она еще станет нашим союзником. А вы, Зоя Дмитриевна, не стесняйтесь советоваться. Я вас не брошу на амбразуру без поддержки. Вам ясно?

— Так точно, — девушка даже в струнку вытянулась. — Спасибо!

— Теперь КАЭС, — я перешел к основной части беседы. — Перед нами стоит важная задача, и я хочу, Зоя, чтобы вы это прочувствовали. Под угрозой вся атомная отрасль нашей страны. Чернобыль, к сожалению, запустил механизм страха. Это трагедия, но еще и урок на будущее. Он поможет нам и всему человечеству учесть ошибки и не допустить их в дальнейшем. А еще — когда произойдет новая катастрофа, она уже будет не столь страшна.

— Вы считаете, что они будут? — глухо спросила девушка. — Эти катастрофы?..

Разумеется, будут. Так мне хотелось ответить и рассказать об истории со станцией «Фукусима-1» в Японии[1]. О том, что эта авария оказалась сопоставима с чернобыльской. Более того, на островах было разрушено не один, а целых три реактора, но… Уже зная про возможные опасности, их активные зоны смогли остановить, не допустив взрыва. Получилось бы это без событий апреля восемьдесят шестого? Кто знает…

— Какие-то инциденты все равно неизбежны, — продолжил я уже вслух. — Но задача людей — усвоить урок Чернобыля и двигаться дальше, а не превращать его в знамя новой охоты на ведьм. А наша с вами задача, как журналистов, это помочь людям воспринимать случившиеся через призму знания, а не мистики или веры.

— Я все сделаю, как мы с вами и обсуждали, — серьезно кивнула Зоя. — Буду фиксировать все, что происходит, опрашивать специалистов, брать комментарии…

— И вы их получите, — заверил я. — Госбезопасность в этом заинтересована, поэтому нам и другим журналистам дают полный зеленый свет. Никто не будет чинить вам препятствий, в противном случае будет скандал… И не в пользу того, кто посмеет что-либо скрыть.

— Евгений Семенович, — Зоя помолчала, глядя в свой блокнот, потом подняла взгляд на меня. — Я понимаю, что это может прозвучать бестактно… Вы очень изменились за эти два месяца. Как будто совсем другой человек.

— После удара-то? — усмехнулся я. — Знаете, Зоя, нам всем рано или поздно может понадобиться такой вот удар, чтобы начать меняться. И стать лучше.

— Просто… — она запнулась и потупила взор. — Раньше бы вам и в голову не пришло отправить меня или кого бы то ни было из нашей редакции на открытие нового блока АЭС. А вы еще как-то смогли договориться с комитетом госбезопасности. Я же знаю, что без них этого бы не получилось. Как