Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Королеве собрали букет цветов
Прекрасные юные девы.
Маркиз же, вдохнув аромат лепестков,
Пал мертвым у ног королевы…
После мессы король отправился совершать благодеяние — прикасаться к больным. Свита последовала за ним по большой галерее через залу Мира в сады. Больные, сопровождаемые лекарями в длинных мантиях, ожидали у ступеней лестницы, ведущей в оранжереи.
Анжелика была среди придворных дам. По счастью, здесь не было ни мадам де Монтеспан, ни королевы. Мадемуазель де Лавальер, присоединившаяся к Анжелике, выразила свою радость по поводу того, что снова видит здесь подругу.
Глядя на улыбки, которые король посылал мадам дю Плесси, никто при дворе не сомневался, что вслед за короткой порой изгнания маркиза снова пользуется королевским расположением.
После церемонии все отправились подкрепиться угощениями, которые поджидали их в роще Марса. Тут Анжелика увидела мадам де Монтеспан, идущую под зонтом из розового и голубого атласа, который нес за ней негритенок. Она расточала улыбки тем, кого приглашала следовать за собой в свою излюбленную рощицу.
С веселым лаем сбежала вниз по ступенькам фонтана маленькая собачка королевы. За ней — безобразные угрюмые карлики. А далее следовала королева, такая же угрюмая и такая же некрасивая. Королевские карлики под руководством Баркароля выплясывали сарабанду, крутясь среди придворных. Хриплые голоса и грубый смех танцующих тонули в звуках оркестра.
Король, словно загипнотизированный, смотрел на Анжелику, которая стояла рядом с ним.
— Смотреть на вас — это и радость, и мучение! Когда я вижу, как синяя жилка пульсирует на вашей нежной шее, я ходу припасть к ней губами и прислониться горячим лбом. Во мне все поет, когда я ощущаю рядом ваше тепло. Когда же вас нет, меня сковывает ледяной холод, словно суровая зима. Мне нужен ваш взгляд, ваш голос и ваше присутствие. Как бы мне хотелось видеть вас лежащей рядом со мной!
Громкий звон прервал короля. Маленькое блюдце с шербетом вылетело из рук Анжелики, будто вырванное невидимой силой, и разлетелось на мелкие кусочки. Десятка два придворных тут же бросились помогать Анжелике, поднося воду и вытирая платочками ее платье. Слава Анжелики росла.
Близился заход солнца, и было решено выбраться из тени на еще освещенные солнцем лужайки.
Маленькая собачонка еще дергалась в агонии, когда Баркароль вновь показался на покинутом всеми месте. Он подозвал Анжелику и, склонившись, стал внимательно осматривать собачку, бьющуюся в последних конвульсиях.
— Видите? Надеюсь, теперь вам все понятно, «маркиза ангелов»? Ведь несчастное животное отведало то угощение, которое предназначалось вам. Конечно, у вас было бы все не так быстро. Сначала вы почувствовали бы легкое недомогание, впереди вас ждала бы ужасная ночь, а утром вас нашли бы мертвой.
— Баркароль, что вы говорите?! Это гнев короля лишил вас разума!
— Так, значит, вы ничего не поняли? Боже мой, неужели вы не видели, что собака съела ваш шербет?
— Я ничего не видела. Я была занята своим платьем. А собака могла съесть что угодно.
— Вы не верите потому, что вы не хотите этому верить.
— Но кому нужна моя смерть?
— Что за странный вопрос? Той, чье место вы заняли в сердце короля! Или вы считаете, что она преисполнена к вам любви?
— Мадам де Монтеспан? Но это невозможно, Баркароль! Она бессердечна, зла и любит скандалы, но она не зайдет так далеко.
— А почему бы и нет? — он поднял собачку, которая только что испустила дух, и забросил ее в кусты. — Дюшес был одним из тех, кто приложил руку к этому делу. Нааман, маленький негритенок, все мне рассказал. Мадам де Монтеспан считает, что он плохо понимает по-французски. Он спит на диванчике в углу ее комнаты, и она обращает на него внимания не больше, чем на собачонку. Вчера он находился в ее комнате, когда к ней пришел Дюшес. Это ее злой дух. И именно она порекомендовала его королю. Нааман слышал, как она упомянула ваше имя, и стал прислушиваться к разговору. Ибо вы были его первой хозяйкой и он очень любил Флоримона, который играл с ним и таскал ему сладости. Она сказала Дюшесу: «Завтра все должно закончиться. Вы должны выбрать удобное время и поднести ей напиток, в который подмешаете вот это»,
— и она передала ему яд. А Дюшес спросил: «Это приготовила ля Вуазин?» И Монтеспан ответила: «Да, она. А все, что она готовит, действует безотказно». Нааман не знал, кто такая ля Вуазин, но я-то знаю. В свое время ля Вуазин была моей хозяйкой…
Все мысли смешались в голове Анжелики.
— Но если ты прав, то значит, Флоримон не лгал. Он сказал, что Монтеспан хотела отравить короля, но с какой стати?
Карлик задумался.
— Отравить короля? Думаю, что нет. Скорее всего ля Вуазин дала ей какое-то приворотное зелье. А теперь давайте уберемся отсюда, пока Дюшес не пришел полюбоваться на свою работу.
В роще стало темнеть. Баркароль тенью следовал за Анжеликой.
— Что вы собираетесь делать дальше, маркиза?
— Не знаю.
— Надеюсь, теперь вы будете во всеоружии.
— Что вы имеете в виду?
— Что вы будете защищаться и отомстите. Око за око, зуб за зуб! Раз она поступила так, почему бы то же самое не сделать вам? А Дюшеса угостят кинжалом темной ночью на Новом мосту. Вам стоит только приказать.
Анжелика молчала. Вечерний туман пронизывал до дрожи.
— Вам больше ничего не остается, маркиза, — шептал Баркароль. — Неужели вы уступите ей? Ведь она, к чести рода Мортемаров, будет вертеть королем, как захочет. Сам дьявол будет помогать ей в этом.
***
Несколько дней спустя вся королевская семья собралась на пышном празднестве в Версале. Вместе с Мадам и монсеньером приехал их двор. Флоримон, сопровождаемый своим наставником, приветствовал мать, беседующую с королем у фонтана. Она кивнула ему.
— А вот и перебежчик, — ласково сказал король. — Тебе нравится твоя новая должность?
— Сир, двор монсеньора очень хорош, но я предпочитаю Версаль.
— Я восхищен твоей откровенностью. И чего же тебе недостает больше всего вдали от Версаля?
— Вашего величества и фонтанов.
Ничего не могло быть милее сердцу Луи, чем похвала его фонтанам. И даже лесть из уст тринадцатилетнего мальчика показалась ему приятной.
— Ты увидишь их снова. Я позабочусь об этом, когда узнаю, что ты перестал мне лгать.
— Научусь молчать, хотите вы сказать, — ответил Флоримон, — но не перестать лгать. Ибо я никогда не лгал.
Анжелика и аббат, которые стояли неподалеку, забеспокоились, так как король нахмурился, глядя на гордо стоявшего перед ним Флоримона.