необходимо Алексею. Я покупать ему ничего не собирался, если бы был один, тогда другое дело, а тут пусть Зорова сама для братца постарается, раскошелиться. Она чувствовала неудобство, и чтобы от него избавиться — сорила деньгами.

— Андрей, как ты думаешь?

— Бери, бери! — тут же говорил я. — И она покупала. Если не для Алексея, то для Людмилы купленный товар мог сгодиться. Она дневала и ночевала с Алексеем в палате, была у него сиделкой, а порой и санитаркой. Завтраки, обеды и ужины в больнице были скудными, и без передач из дома нельзя было обойтись.

Больница состояла из нескольких корпусов и располагалась в бору среди редких огромных сосен. Место было хорошее, несколько в стороне от городка. Чем ближе мы подходили к корпусу, тем беспокойнее вела себя Зорова.

— Да, не переживай ты! — сказал я.

— Да, как же не переживать? Он мой брат, а я его можно сказать бросила. Мне бы не полагаться на одну Людмилу, а самой сидеть возле него!

— А кто тебе не дает? Я могу все это устроить!

— Ах, не говори глупости! Ты же знаешь, у меня работа! Я, как никак заместитель генерального директора фирмы — фигура значимая!

За разговором мы довольно быстро подошли к нужному корпусу больницы. Я открыл дверь и пропустил вперед Светлану Филипповну.

— А нас пустят? — спросила она.

— Пустят! Сейчас, все стало проще. Никому нет ни до кого дела, — ответил я. — Нам даже халаты не нужны. Чужих — здесь не бывает. Кому нужно, здесь болтаться по коридорам, дышать затхлым воздухом — гнильем. Хорошего — в больнице мало. Кругом нищета.

Зорова еле поспевала за мной. Я не бросал Алексея и часто наведывался, помогал Людмиле.

— Так, вот мы и пришли. Это, — я ткнул пальцем в дверь с номером «6» — есть его палата! — Светлана Филипповна неожиданно вся напряглась — я это почувствовал.

— А ну посторонитесь, — раздался вдруг, чей-то грубый голос. Я тут же среагировал, а Зорова нет, и мне пришлось ее столкнуть с пути — рядом толкая тележку, провезли больного.

Я для приличия постучал в двери палаты и тут же открыл ее, подтолкнул свою бывшую супругу вперед, а затем вошел сам. Палата была небольшая. В ней должны были лежать шесть человек. По документам она была заполнена полностью — на самом же деле лишь частично — были больные не лежачие — они приходили на процедуры, а после отправлялись домой. Я как-то раз не удержался и спросил у одного — он собирался уходить:

— Вы, куда? Разве не проще находиться здесь — кормиться и получать лечение.

— Нет, не проще! Здесь, хорошо умирать, а не лечиться! А если не верите, то — добро пожаловать к нам, — сказал он.

Алексей был положен в больницу умирать. Я не верил в сны. Считал, что Мария Федоровна не права. Однако, таская Зорову передачи, общаясь с Людмилой и часто приезжавшей Марией Федоровной, стал склоняться к мысли: Алексей, не жилец. Его состояние было плохим, можно сказать очень плохим.

Светлана Филипповна брата не признала. Он лежал лицом к Людмиле, сидевшей рядом на соседней кровати и спиной к двери. Она его не угадала и после того, когда увидела. Взгляд у Алексея блуждал. Он не мог его сконцентрировать на каком-то отдельном предмете или на ком-нибудь из присутствующих в палате. Нас не было. Не только нас, но и Людмилы.

— Это не Алексей! — сказала Светлана Филипповна. — Нет, это не он! — И заплакала. Я с трудом успокоил ее, а затем отдал пакет подошедшей к нам Людмиле. Она его убрала в тумбочку.

— Ему сейчас пока ничего не надо! — сказала женщина.

— Надежда, приходила? — спросил я. — Ну, после того, первого случая?

— Нет! — ответила Людмила. — Он ей такой не нужен. Да он ей и здоровый не всегда был нужен! Правда, вот квартирой бабы Паши она неожиданно вдруг заинтересовалась. После ее смерти она по завещанию отошла Алексею. Так вот Надежда, во что бы то ни стало, желает получить свою долю. Она же не разведена с Алексеем — значит, имеет право.

— Ладно, не переживай, я найду к ней подход, поговорю, — успокоил я Людмилу. — Она от квартиры откажется. Будь спокойна.

— Поговори! Будь добр, поговори! — взглянув на меня, попросила женщина. — У меня на руках Алексей, в любой момент я его могу потерять, в любой момент… — и Людмила заплакала, сквозь слезы я услышал: — Сына я уже, уже потеряла.

Прошло время, прежде чем женщина мне рассказала, что же произошло. Случай, когда ее сын набросился с топором на Филиппа Григорьевича, и Алексей его остановил, оказался не единственным. Однажды парень со своими бритоголовыми захватил на улице и запер в гараже женщину с девочкой шести лет из-за того, что они были не русскими. Неделю отморозки насиловали женщин, а затем убили их и бросили в реку.

Действительность была тяжелой. Газеты пестрели подобными событиями. Жить многим людям было опасно и просто невыгодно. Хотя бы оттого, что не могли они себя прокормит. Легче умереть. Я недоумевал. Что сталось с огромной страной, со всеми нами, — отчего мы вдруг неожиданно озверели. Пытался устоять, выдержать, хотя и трудно было — злость порой переполняла сердце. С этой злостью я отправился к Надежде и помог Людмиле, отбил все ее притязания на дом бабы Паши.

— Зоров, твой муж? — спросил я, и, получив утвердительный ответ, продолжил: — Ты, претендуешь на квартиру бабы Паши, которую он получил по завещанию, так? Отвечай мне четко и ясно, не юли!

— Так, — согласилась женщина, заслонив своей неизвестно от чего располневшей фигурой дверной проем, не давая мне пройти вовнутрь.

— Ну, раз так и Алексей тебе муж я завтра привезу его к тебе. Ты видела его, видела?

Этого было достаточно. Надежда здорово напугалась. Мои слова, что я привезу Зорова к ней, завтра, отрезвили женщину. Она не желала ухаживать за Алексеем, а видеть его рядом тем более.

— Не нужна она мне ваша квартира, — крикнула Надежда, — не нужна и не нужен мне такой муж. — Помолчала и добавила: — Эта, как ее? — Людмила пусть ее забирает вместе с ним, пусть подавится! Я уж как-нибудь, не обеднею. Обойдусь без ее подачек, хотя у меня на руках его дочь. Она уже невеста. Нужны деньги. У меня их нет. Я не смогу выдать ее замуж…

Зорову эта квартира была не нужна. Филипп Григорьевич пропал, мать жила одна — места хватало. Она была необходима прежде всего Людмиле. Москва для нее стала чужой. Особенно чужой после того, когда