— Выбрали какие-нибудь имена?

— Если это девочка? Брайани, в честь моей сестры. А если это мальчик… Она опускает взгляд, выражение ее лица серьезное.

— Кадмус. В честь его отца.

— Ты уверена, что это его ребенок?

— Это был последний раз, когда у меня была течка. Насколько я понимаю, она прекращается с беременностью, точно так же, как менструальный цикл. Она немного рассказала мне об течке и о том, как это работает. Сколько боли ей пришлось бы вытерпеть, если бы Альфа не облегчил ее страдания, и что в отсутствие Валдиса именно Кадмус обеспечивал ей некоторое утешение. Это несправедливо, то, как Калико использовала ее тело в качестве сосуда, сделала из нее морскую свинку для своих извращенных экспериментов.

— Что Валдис думает по этому поводу? За последние восемь месяцев я сблизилась с Кали, которая стала мне как младшая сестра, с которой у меня не было шанса вырасти.

Ее губы растягиваются в по-настоящему счастливую улыбку при звуке имени ее Альфы.

— Честно говоря, иногда я не думаю, что заслуживаю Валдиса, понимаешь? Он сказал мне… Глаза наполняются слезами, она смеется, вытирая их.

— Прости. Не привыкла к этим гормонам. Прочищая горло, она заправляет волосы за уши.

— Он сказал мне, что для него было бы честью вырастить ребенка своего брата-Альфы как своего собственного. Если я думала, что мое волнение можно как-то оправдать, то в последнее время он с трудом удерживает свои руки подальше от меня или моего живота.

— Шесть был таким же. Глядя на мою маленькую девочку, я улыбаюсь, вспоминая множество ночей, когда он лежал и разговаривал с ней в утробе матери, одержимый идеей стать отцом.

— Я всегда стеснялась своего большого живота, но то, как он смотрел на меня… Как будто он видел что-то, чего не видела я.

— Валдис такой же. В последнее время он был несколько… ненасытен. Ее щеки краснеют, когда она говорит это, в то время как руки ерзают на коленях. Даже с животом она остается маленькой, особенно когда стоит рядом со своим массивным Альфой. Кажется, что он легко может стать грубым с ней, но она несколько раз говорила мне, какой он нежный любовник.

— Я думаю, это альфа-стиль. Они возбуждаются, видя нас с огромными сиськами и животами.

— Фу. Кстати, об огромных сиськах. Потирая руку об одну из них, она морщится.

— Предполагается, что они такие нежные?

— Подожди, пока не появится молоко. Рок-Сити.

— Думаю, это единственное, чего я не жду с нетерпением.

— Тем не менее, это того стоит. Когда ты впервые слышишь, как они плачут, кажется, что … весь мир просто больше не имеет значения.

Улыбаясь, она кивает.

— Я с нетерпением жду этого.

Впереди из леса выходят три фигуры. Ни на ком из них нет рубашки, которая подчеркивает пот, блестящий на их коже после долгого рабочего дня, связанного с возведением другого дома в общине. Трипп похлопывает Шестого по спине и машет рукой, направляясь в противоположном направлении, к дому, который он делит с одной из женщин, с которой познакомился несколько месяцев назад, и его дочерью Тринити.

Шесть и Валдис шагают к нам, смеясь и потягивая воду, как будто они знают друг друга много лет.

Такое ощущение. На самом деле, иногда я оглядываюсь вокруг этого места и задаюсь вопросом, не попал ли я в ловушку несбыточной мечты. Возможно, тот укус, который был несколько месяцев назад, убил меня, и это Рай. Здесь, с людьми, которых я люблю и о которых забочусь, и с теми, кто стал моей семьей.

Конечно, так будет не всегда. Когда-нибудь я буду тосковать по потустороннему миру, и безопасность этих стен не удержит животное, которое дышит внутри меня, рвущееся на свободу. К тому времени, возможно, мои дети будут достаточно взрослыми, чтобы учить обычаям страны, как папа учил меня. Как выжить и уважать то, что в любой момент все может быть отнято чем-то большим. Сильнее.

На данный момент, однако, это мой дом. Моя реальность и мой мир.

Когда Валдис замечает Кали, его глаза загораются, и внезапно она кажется единственным существом, которое существует для него, когда он направляется к ней.

Чье-то присутствие передо мной привлекает мое внимание к Шестому который наклоняется вперед, чтобы поцеловать свою дочь в лоб во время кормления, наполовину прикрытую маленьким одеялом, перекинутым через мое плечо.

— Как поживает моя малышка?

— Похоже, проголодались.

— Папа тоже.

— На прилавке свежий хлеб и тушеное мясо в горшочке.

Его губы находят мое горло, зубы покусывают кожу, и я вдыхаю аромат мужественности — пота и грязи поверх слабого аромата мыла из его душа этим утром.

— Я говорил не о еде.

Улыбаясь, я оглядываюсь и вижу, как Валдис утыкается лицом в шею Кали, не обращая внимания на нас двоих.

— Тогда ты можешь уложить свою дочь спать, чтобы мама могла быстро принять ванну. Я никогда в жизни не принимала ванну до приезда в Хармони-Хиллз, но поскольку большая часть солнечной энергии здесь не используется для проведения гротескных экспериментов над невинными людьми в каком-то огромном учреждении, они смогли использовать ее для улучшения предложений в этом сообществе. В некотором смысле, я живу той жизнью, которой когда-то жила моя мать. Может быть, той жизнью, о которой она мечтала для меня и моих братьев и сестер.

— С удовольствием, — говорит он, прежде чем поцеловать меня в лоб. Когда он выпрямляется, Валдис предлагает ему рукопожатие.

— Увидимся завтра, брат. Взяв Кали за руку, он направляется к дому, который они делят на соседнем участке. Такой же большой, с таким же количеством удобств.

Когда Шестой оборачивается, плутоватая ухмылка на его лице напоминает мне немого мальчика, которого я знал много лет назад.

Тот, кто все еще заставляет мой желудок трепетать.

Закончив в ванной, я прислоняюсь к дверному косяку и улыбаюсь, когда замечаю Шестого. В другом конце нашей спальни он стоит, только что приняв душ, с влажными волосами, держа на руках нашу маленькую девочку. Она выглядит намного меньше, прижатая к его массивной груди и бицепсам, такая безопасная и защищенная.

Целуя ее в лоб, он опускает ее в корзинку Моисея рядом с кроватью и мгновение смотрит на нее сверху вниз, как будто ему невыносима мысль о том, что он не может обнять ее.

— Я не могу решить, что более привлекательно. Ты без рубашки или на тебе рубашка, вся в пятнах от слюны.

Фыркая, он поворачивается ко мне, и улыбка на его лице сменяется чем-то другим. То, что ему не нужно говорить словами, потому что по тому, как его глаза блуждают по моему телу, а язык скользит по губам, я точно знаю, что у него на уме.

Бросив еще один взгляд на Сарай, он шагает через комнату ко мне и, даже