Испанский хроникер Гидатиус уверяет нас, что армия Гераклиана насчитывала десятки тысяч солдат, что она проникла в Умбрию и там, в месте, где Фламиниева дорога пересекает Тибр, была разбита в тяжелой битве, в которой полегло пятьдесят тысяч. Но спрашивается, как подобная битва могла остаться незамеченной другими летописцами? Когда она произошла? Кто командовал войском императора Гонория?

Посреди этого тумана противоречивых сведений я позволю себе высказать предположение, что войско Гераклиана, каким бы сильным оно ни было, растаяло в Италии само собой, без всякой битвы. А может быть, флот даже не достиг Италии и рассеялся по дороге, потому что воины не хотели рисковать жизнью за опасного авантюриста.

Такое случалось в истории не раз. Вождь, умеющий подчинять себе людей только страхом, не понимает, что страх перед врагом будет сильнее и его солдаты разбегутся накануне сражения. Или они могут утратить веру в вождя и его дело. Не так ли Марк Антоний проиграл битву у Акциума, когда весь его флот отступил перед кораблями Октавиана?

Мятежный наместник вынужден был бежать обратно в Африку на единственном оставшемся у него корабле. Но там уже никто не хотел подчиняться ему. Он был схвачен в карфагенском порту и обезглавлен в древнем храме богини Памяти.

Увы, топор палача не остановился на нем. Многие римские чиновники и префекты африканских городов, выполнявшие приказы Гераклиана только из страха за свою жизнь, теперь стали жертвами террора, который всегда следует за провалом очередного мятежа. Даже достойный патриций Марцеллинус, прибывший в Африку по личному приказу императора усмирять донатистскую смуту, был причислен к изменникам и обезглавлен в городском саду. Католическая церковь не смогла защитить одного из самых своих преданных сынов, а донатисты увидели в этом руку Божественного Провидения.

Наверно, немало достойных и смелых молодых людей, глядя на эти казни, решали в глубине души, что нет опаснее и безнадежнее дела в наши дни, чем служить императору и его наместникам. Они устранялись от государственной службы, оставляя освободившиеся посты жадным вымогателям, ворам и прохвостам.

(Никомед Фиванский умолкает на время)

Мы не сможем оценить доблесть героя, до тех пор пока не увидим его в кольце врагов.

Душа наша не сможет отозваться радостным «да» на слово истины, если оно не окружено кольцом неправды.

О, как бы я хотел, чтобы кончилась ночь, чтобы пришел рассвет и слова нашего учителя утратили бы свой ослепительный блеск! Пусть они разольются тихим светом по всему миру, пусть станут в один ряд с азбучными истинами, известными каждому школьнику. Пусть звучат, как «реки впадают в море», «лед раскалывает кувшин», «голубь возвращается в гнездо», «золото никогда не ржавеет».

Но пока такое время не пришло, пока кругом лишь тучи лжи и мрак святотатства, я буду укрываться в этих палестинских холмах и переносить в свой папирус сияющие незамутненной правдой слова письма, отправленного из этих краев, может, даже из этого самого дома, двадцать пять лет назад.

ПЕЛАГИЙ ПИШЕТ ЮНОЙ ДЕМЕТРЕ

«По просьбе вашей матушки я пишу это письмо и надеюсь, что оно достигнет вас, преодолев морской простор. Ваша мать с детства сеяла в вашей душе семена Божественной истины и теперь хочет, чтобы и другие окропили их живительной влагой…

Первое, что должна сделать душа, вступающая на благородный путь, избранный вами, — правильно оценить свои силы. Если ваш разум убедится, что силы на выполнение задуманного есть, это будет для вас главным источником стойкости и уверенности. Ведь и на войне ничто так не укрепляет воина, как напоминание о крепости его мыищ и брони…

Творец Справедливости пожелал сделать человека свободным, дал ему возможность выбирать между жизнью и смертью, злом и добром. Большинство людей остаются до сих пор в невежестве и недоумевают, почему Господь, в Своем всемогуществе, не создал человека просто добрым, так чтобы душа его всегда и неизменно выбирала только добро. Но если вдуматься в это глубже, то мы увидим, что только возможность выбирать между двумя путями и придает достоинство человеческим поступкам, только свобода выбора и заставляет нас восхищаться праведником. Если бы добродетель была обязательным и неизменным свойством человека, не было бы никакой его заслуги в ней…

Таким образом, даже наша способность творить зло оборачивается благом — в том смысле, что она делает доброе в нас независимым и добровольным, освобождает его из мира необходимости…

Мы слышали и читали о многих языческих мудрецах, которые были целомудренны, терпимы, умеренны, щедры, воздержанны, добры, которые отвергали славу и наслаждения мира, которые любили мудрость и справедливость. Откуда же могли все эти достоинства, угодные Господу, появиться в людях, не знающих Его? Разве не ясно, что они были вложены в них самим Создателем? Но если даже люди, не знающие истинного Бога, могут демонстрировать нам такие достоинства, чего же следует ожидать и требовать от христиан, направляемых Христом и Божественной благодатью?..»

(СНОСКА АЛЬБИЯ. Далее Пелагий приводит многочисленные примеры из Библии, подтверждающие свободу воли человека. Иосиф мог уступить домогательствам жены Потифара, но не уступил — поэтому и прославлен в веках за целомудрие свое. Братья его Рувим, Симеон и Левий сами творили греховное и жестокое — за то и были лишены Иаковом права наследовать ему. Жители Иерусалима, как говорит о том пророк Иеремия в своей книге (9:13–14), самовольно не слушали гласа Господня, не поступали по закону Его, а следовали за жрецами Ваала «по упорству сердца своего». И к жителям того же Иерусалима обращается Христос много веков спустя, как повествует о том в книге 23:37 апостол Матвей: «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели!»)

«Да, поступать по воле Господней важнее, чем знать ее… Но все же необходимо сначала узнать, в чем состоит воля Творца, если мы хотим порадовать Его выполнением ее… Поэтому вы должны усвоить, что в Писании какие-то поступки запрещены абсолютно, какие-то дозволены, какие-то поощряются; злые деяния запрещены, добрые поощряются, промежуточные дозволяются. Но есть еще ступень совершенства — к ней Господь призывает.

Например, брак дозволяется, дозволяется употребление мяса и вина. Но воздержание от всего этого составляет высшую добродетель. Свобода выйти замуж украшает выбор остаться девственницей, так же как дозволенность скоромного украшает свободу выбора постного. Господь не приказывает нам подниматься на высшую ступень добродетели — Он бросает нам вызов…

Однако одно я не устану повторять: на какую бы высоту добродетели вы ни поднялись, это не освобождает вас от выполнения основных заповедей. Не следуйте примеру тех женщин, которые восхваляют собственное целомудрие, но думают, что простая доброта теперь от них не требуется. Они как бы предлагают свою девственность не рядом с праведностью, но взамен ее и думают, что награда за нее может быть засчитана в покрытие их грехов… Но в Царствие Небесное войдут только те, кто постоянно подливает масло добрых дел в светильник души своей…