— Я же тебе говорил! Я воин. Опасность — мое ремесло. Женщина воина должна быть столь же сильной, как и прекрасной… а ты в самом деле прекрасна.

Это ее успокоило. Она покраснела, и руки ее перестали трястись. Он улыбнулся и снова сосредоточился на гриме.

— Лишь красивые заслуживают смелых, как говорит Нандж.

Дива всхлипнула. Она была симпатичной девушкой, с приятно округлыми формами. Еще несколько лет, и она станет столь же безобразно толстой, как ее тетя Брота, но сейчас легкая полнота ее лишь украшала.

— Все. — Он закончил. Хорошо иметь девушку, на которую можно смотреть сверху вниз. Мей была для него слишком высокой. — Я не могу тебя сейчас поцеловать, потому что все размажу. Возмещу с лихвой сегодня вечером.

Она прижалась щекой к его шее.

— Будь осторожен, дорогой. Я буду страшно переживать, если с тобой что-то случится.

Корабль мягко ударился о кранцы. Он обнял ее и удивился, обнаружив, как тяжело им снова расстаться.

— Ничего не случится. Следи внимательно, и быстро спускайся сюда, когда я дам сигнал!

Он чуть приоткрыл иллюминатор. Канаты были заранее связаны. Прямо перед ними была груда каких-то тюков… отлично. Он открыл люк шире и выскользнул на холодную, мокрую пристань.

Народу было немного из-за дождя, но люди шли, опустив головы, не глядя по сторонам, что вполне устраивало Катанджи. Он тоже держал голову опущенной, переставляя ноги вялой походкой раба. Хорошо было наконец выбраться из сапог; он сбрасывал их каждый раз, когда Ннанджи не видел, но ему редко удавалось сделать это надолго. Набедренная повязка была намного удобнее, чем килт. Он снова чувствовал себя мальчишкой, безмятежно бегающим с голой задницей, а не воином, вынужденным вышагивать с гордо поднятой головой. Он до сих пор не мог представить себя воином, сколько бы Ннанджи на него ни орал.

Он направился вдоль по одной из узких улочек. Было достаточно темно для того, чтобы никто не мог заметить что-либо подозрительное в его черной полосе раба. Эта попытка должна была быть последней, и он должен был собрать как можно больше информации.

Он усмехнулся, подумав о Ннанджи. Его косичка наверняка встанет дыбом, и он будет орать, словно тетя Груза. Шонсу тоже, конечно, возмутится, однако втайне одобрит его поступок. Однако в этом отношении он никак не мог одержать верх над Ннанджи. Шонсу любил узнавать что-то новое — как и Катанджи, и таких людей вокруг было немного. Что ж, сегодня он многое сумеет добавить к тому, что узнал в Вэле. Потом они сядут вдвоем, и он расскажет все Шонсу, и Шонсу восхищенно покачает головой и скажет: «Молодец, новичок», своим рычащим голосом. После этого даже Ннанджи не сможет на него кричать.

Он заметил видневшуюся в конце другой улицы башню и свернул в ту сторону.

Оказавшись на площади, и нырнул в одну из дверей, просто взглянуть. Как в Вэле и Аусе, колдуны снесли ряд зданий, чтобы построить свою башню и оставить вокруг нее пустое пространство. В Аусе он не заходил столь далеко, но в Вэле подошел к самой башне и провел кое-какую военную разведку, о которой говорилось в сутрах. Он мог сделать это и сейчас, но эта башня ничем не отличалась от других. Он видел большую дверь, через которую разгружались фургоны, значит, должна была быть и другая, поменьше, с дальней стороны. Окон не было по крайней мере до третьего этажа, дальше следовало тринадцать этажей с окнами. По каким же лестницам приходилось им карабкаться! Но все было точно так же. У колдунов наверняка была сутра для строительства башен.

Он пересек площадь, считая шаги до башни, вдоль башни и после башни. Потом он обошел ее и проделал то же самое в другом направлении. Башня была квадратной, двадцать два шага с каждой стороны, как он и ожидал. Двери были такие же — тяжелое дерево с бронзовым орнаментом в форме перьев. И точно так же перед каждой дверью была яма, закрытая бронзовой решеткой.

Для чего? Яма была неглубокой, а решетки, похоже, не были откидными, так что это были не ловушки.

Столько бронзы — недешево! И еще птицы. Вокруг других башен тоже были птицы, важно ходившие по земле и неуклюже взлетавшие, когда он проходил мимо. Было ли это как-то связано с метками в форме перьев? Он стоял на углу, думая, что делать дальше, когда открылась маленькая дверца, и из нее вышел колдун-Второй с корзиной и начал что-то разбрасывать по земле. Все птицы собрались вокруг него, так что это наверняка был корм.

Интересно, подумал он, не были ли эти птицы замаскированными колдунами? Что произойдет, если он схватит одну из них? Если она превратится обратно в колдуна, то превратятся ли ее перья в мантию, или же он окажется голым? Или же они были пленниками, превращенными колдовской силой в птиц, и держались возле башни в надежде, что их превратят обратно в людей? Он поежился.

На площади показался мальчик, тащивший тележку с нарисованной на боках рыбой. Он остановился у двери и заговорил со Вторым, который открыл ему дверь, и мальчик начал переносить в башню ящики. Катанджи вышел из-за угла и пересек площадь медленным, ленивым шагом раба, которому приказано было бежать. Проходя мимо тележки, он бросил взгляд на ящики. Осьминоги? Бррр!

Пока этого было достаточно, и он какое-то время бродил по городу, наслаждаясь запахами, людьми, запахом людей, старым знакомым ощущением конского навоза между пальцами ног. Корабельная жизнь была утомительна для городского жителя.

Он вернулся на пристань, чтобы взглянуть, что происходит на «Сапфире». Двое торговцев устало поднимались по трапу, намереваясь поторговаться с Бротой. Значит, все в порядке. У него в запасе было еще несколько часов.

Он снова отправился бродить по улицам, в поисках какой-нибудь лачуги рабов. В детстве он часто ходил к рабам вместе с Кан'о и Джи'о… чем они теперь занимаются? Кан'о поступил в гильдию суконщиков. Джи'о, вероятно, стал торговцем тканями, как и его отец.

Втроем они узнали от рабов значительно больше, чем когда-либо знали их родители. Иногда они даже рисовали рабскую полосу у себя на лице, хотя это было настолько рискованно, что у них душа уходила в пятки, и обычно они этого не делали. Когда он получил метку воина, он решил, что эти времена для него закончились. Потом он понял, что полоса раба может оказаться хорошим прикрытием, и искушение оказалось слишком велико, чтобы ему сопротивляться. Он отправился на пристань в Вэле во время грозы и многое узнал, сидя под фургоном. Два золотых… эти сведения принесли Броте не менее двух сотен.

Так что Богиня одобрила его поступок, и на следующий день он отправился в обличье раба бродить по Вэлу.

Рабы — это рабы. Обиталища рабов — это обиталища рабов. Он обнаружил глубокую нишу между двумя зданиями, где вела наверх деревянная лестница. Там как раз было место между ступенями и стеной — рабы никогда не были толстыми, если только их не кастрировали. Он протиснулся туда и нашел там в темноте и грязи троих рабов, усердно отлынивавших от работы.

Они лишь что-то проворчали, так что он к ним присоединился, найдя место рядом с одним из них, где было относительно чисто. Он сел и сжался в комок, чтобы было теплее, прислушиваясь к их беседе, к шуму дождя и к жужжанию множества мух. Совсем как в прежние времена.