большой пронырой. Она сушила разные травы и добавляла их в ароматические смеси. Или толкла их и насыпала в баночки в качестве добавок для ванн. С лечебным эффектом, разумеется. Без таких обещаний никто не стал бы покупать вонючую дрянь за большие деньги.

– А цветы?

– Покупателей на них сейчас нет, – покачала головой Йордан.

– Ты передумала? – спросила она тихим голосом.

– Да. Но не на тридцать процентов. Это почти треть!

– Хорошо, – ответила Йордан. – Заходи внутрь. Мы договоримся.

Она приказала продавцу, чтобы тот позаботился о магазине и коляске, и пригласила Августу внутрь.

Впервые она оказалась в комнате, о которой так много шептались и строили догадки из-за сложившихся вокруг нее тайн. Стены были оклеены обычными обоями, стояли комод, диван и маленький столик с зеленой лампой, светившей тусклым светом. Разумеется, на полу лежал ковер с восточным орнаментом, а на диване – несколько шелковых подушек. Но все это не было чем-то сверхъестественным, разве что картины на стенах комнаты без окон были немного странными. На одной был изображен султан в зеленом тюрбане, разглядывающий нескольких купающихся обнаженных женщин. Затем была нарисована голова девушки, лицо которой было закрыто черной вуалью. И пейзаж с остроконечными скалами в лунном свете. Он выглядел немного жутковато.

– Садись. – Августа села на стул напротив Йордан и заметила, что столик украшен мозаикой. Нечто подобное было в кабинете виллы. Должно быть, Йордан действительно хорошо зарабатывает, раз может позволить себе такую дорогую мебель. – Ну, хорошо, ради тебя, Августа. И потому что мы так давно знаем друг друга. Двадцать восемь…

– Это все равно слишком много. Мы же не сможем сразу зарабатывать, когда построим теплицу. Сначала растения должны вырасти. На это уйдет время до марта.

Йордан кивнула, она это тоже знала.

– Поэтому я и не требую денег сразу. Вы платите каждый месяц небольшую сумму. Сначала совсем немного, а потом, когда начнете зарабатывать, будете платить больше. Я все это точно напишу, и ты поставишь под этим свою подпись.

– Двадцать пять.

– С таким же успехом я могла бы подарить их тебе!

– Двадцать пять процентов. И не позднее чем через год ты вернешь свои деньги. С процентами.

– Двадцать шесть процентов. Это мое последнее предложение. Я же на этом теряю. Подумай об инфляции.

– Да ладно. Она закончилась. У нас теперь новая рейхсмарка и больше нет инфляции.

С глубоким вздохом Мария Йордан согласилась на сделку. Двадцать пять процентов, на один год. Пять тысяч рейхсмарок наличными на руки.

– Пусть так. – Сердце Августы колотилось так сильно, что она почувствовала вибрацию в горле.

Она наблюдала, как Йордан достала из ящика комода кожаную папку для бумаг, поставила на маленький столик чернильницу и обмакнула в нее перо. Со скрипом ручка скользила по бумаге, записывая сроки, даты, числа. Ей не нужно будет ничего выплачивать до января, а затем начнутся ежемесячные платежи. Если просрочка составит более двух месяцев, Йордан имела право потребовать всю невыплаченную сумму немедленно и при необходимости наложить арест на ее имущество.

– Прочитай внимательно. И внизу поставь свою подпись.

Йордан пододвинула к ней документ, и Августа попыталась разобрать текст. Чтение никогда не было ее сильной стороной, а мелкий почерк Йордан усложнял задачу. В магазине сейчас были покупатели, она слышала плач Фрица и беспокоилась, что он может выпасть из коляски.

– Все в порядке. И да пребудет со мной Дева Мария.

Корявым неуклюжим почерком она нацарапала «Августа Блиферт» и протянула лист обратно Йордан.

– Видишь, это было совсем не так сложно. А теперь я дам тебе деньги.

Йордан встала и сняла со стены изображение с головой девушки. Августа не могла поверить своим глазам. За картиной оказалась маленькая железная дверь, в ней была замочная скважина, а над ней – круглая штуковина, похожая на большой винт. Йордан залезла в блузку и достала маленький ключ, который висел на серебряной цепочке у нее на шее. Августа наблюдала, как она вставила ключ в замок, а затем повернула большой винт. Металлическая дверь теперь была открыта, но Йордан встала так, что Августа не могла разглядеть, что скрывается за дверью.

– Пересчитай. – Мария Йордан положила на стол перед Августой небольшой пакет, завернутый в коричневую бумагу.

У этой предусмотрительной женщины все уже было подготовлено. Руки Августы дрожали, когда она развязывала бечевку и разворачивала бумагу.

Никогда еще в жизни перед ней не было столько денег, и она никак не решалась прикоснуться до купюр.

– Это все новые банкноты. Хорошая, твердая рейхсмарка. Я только сегодня утром получила их в банке.

Там были купюры в десять, двадцать и пятьдесят рейхсмарок. Было и несколько сотенных. Августа собралась с духом и начала считать, разложила купюры по их номиналу, сложила их вместе, ошиблась дважды, но в итоге подтвердила, что все сходится.

– Только будь осторожна, когда пойдешь с ними по городу, – предупредила Йордан. – Повсюду шныряют негодяи, которые ни перед чем не остановятся.

Августа аккуратно упаковала свое сокровище обратно в бумагу и снова завязала бечевкой.

– Не волнуйся – я положу их в детскую коляску под матрас.

Мария Йордан нашла эту идею отличной.

– Только следи, чтобы купюры не промокли, Августа!

– И что с того? Деньги не пахнут.

23

– Мне очень жаль, что тебе пришлось ждать, старина! – Адвокат Грюнлинг радушно протянул Паулю руку. – Ты знаешь, как это бывает – непредвиденные обстоятельства. Клиентка, которой нельзя было отказать.

– Конечно, конечно.

Пауль пожал протянутую руку и улыбнулся в ответ. Что еще он мог сделать? Пока он ждал в приемной, сидя в бархатном кресле, то невольно подслушал часть телефонного разговора Грюнлинга. Клиентка – можно и так сказать. И в самом деле он ей не отказал. Но предполагаемые непредвиденные обстоятельства, несомненно, носили частный характер. Грюнлинг, этот бездельник, договаривался о свидании.

– Садись, мой дорогой. Госпожа Кордула подала тебе кофе? Нет? Это непростительно.

Пауль едва удержал его от того, чтобы отчитать хорошенькую секретаршу. Она предлагала, но он отказался.

– Я уже выпил две чашки на вилле, а потом еще одну на фабрике. Этого на сегодня достаточно.

Грюнлинг, довольный, кивнул и сел за свой стол – великолепный образчик гданьского барокко в его лучшем исполнении, темно-зеленая кожа, бювар для письма с восточным узором. Грюнлинг сидел за ним, как маленькая обезьянка в очках. Особенно сейчас, когда он сложил руки на животе.

– Чем я могу помочь тебе, Пауль?

Пауль старался сохранять спокойное выражение лица. Грюнлинг уже много лет являлся юридическим советником и адвокатом текстильной фабрики Мельцера. Отец выбрал его, потому что Грюнлинг, как выразился папа, был «хитрым лисом». И осмотрительным.