экономки, которая постоянно без спросу брала печенье из коробки Брунненмайер.

Эльза, как обычно, всегда держалась стороны сильнейшего, а в данный момент, к сожалению, это была фон Доберн. Юлиус уже искал новое место, но пока безуспешно. Он изо всех сил старался не обращать внимания на экономку и не реагировать на ее злобные речи, но было видно, что ему это дается с трудом. Часто бедняга краснел от гнева.

Только Брунненмайер могла противостоять мегере. С ней у фон Доберн были плохие отношения. Когда она отдавала приказы, повариха даже не обращала на нее внимания. Она делала свою работу, как всегда, и уделяла экономке не больше внимания, чем мухе на стене. Иногда она даже решалась поиздеваться над ней. Когда фон Доберн настояла на сахаре-кандисе к утреннему чаю, Брунненмайер положила ей в сахарницу стеклянные шарики. Герти принесла их из детской комнаты. Иисус Мария, как разъярилась экономка! Это было покушение на ее жизнь. Она вызовет полицию. Тогда повариха до конца своих дней просидит в тюрьме. А в прежние времена, при кайзере, такого человека, как Брунненмайер, вздернули бы на виселице.

Августа резко остановилась, так что корзина с эстрагоном чуть не упала с тележки. Разве это не Герти стояла перед рекламным столбом? Да, конечно. Она держала корзину в руках и завязывала платок вокруг головы из-за дождя, но Августа узнала ее по темно-красной юбке. Когда-то она принадлежала госпоже Элизабет, которая вышла замуж за лейтенанта фон Хагемана и теперь жила с ним в имении в Померании. Бедняга фон Хагеман. Когда-то он был таким красивым лейтенантом. В самом деле красивым. Но сейчас Августа не хотела ворошить прошлое и направилась к ничего не подозревающей Герти.

– Смотрите, это Герти. Ты так погружена в свои мысли.

К ее разочарованию, девушка ничуть не испугалась, она просто медленно повернула голову и радостно улыбнулась Августе.

– Привет, Августа! Я слышала вас издалека. Коляска пищит, как полный хлев поросят. Ты идешь на овощной рынок со своими травами?

– Нет. Это для Йордан.

– Поняла.

Августа взглянула на объявление, которое Герти держала перед носом, но смогла разглядеть только «Ассоциация христианских дам», остальное было напечатано слишком мелким шрифтом.

– Ты хочешь уйти в монастырь?

Герти звонко рассмеялась. Ее каждый день раздражала новая экономка, но она не хочет пока прощаться с миром.

– Они предлагают курсы. Смотри. Курсы для горничных длятся два с половиной месяца. Для камеристок – три месяца. И это бесплатно.

Посмотри-ка на Герти. Она хочет добиться большего. Сразу стать камеристкой. Ну, если она только не переоценивает себя.

– Чему там учат? Это тоже указано?

Герти читала, следуя по строке указательным пальцем:

– Да, здесь: обучение порядочности и вежливости. Приобретение хороших манер. Подача блюд и сервировка стола. Укладка волос. Глажка. Пошив одежды. Стирка и чистка ламп.

– Ты же и так умеешь многое из этого.

Девушка сделала шаг назад и пожала плечами.

– Конечно, большую часть я уже знаю. Кроме вежливости и хороших манер. Но когда проходишь этот курс, ты получаешь диплом. И можешь показать его, когда будешь устраиваться на работу. Понимаешь меня?

Августа кивнула. Герти была из тех, кто долго не задерживается на кухне. Она хотела пробиться наверх, и у нее было для этого все необходимое. Почему она сама никогда не продвинулась дальше второй горничной? О да, у нее были любовные отношения. С камердинером Робертом. С лейтенантом фон Хагеманом. Ребенок, для которого ей нужен был муж. Брак с Густавом. А потом она рожала одного мальчика за другим. Но Герти была слишком умна, чтобы ввязываться в отношения с парнем.

– Будет жаль, если ты уйдешь с виллы, Герти, – произнесла Августа совершенно искренне.

Герти глубоко вздохнула и заявила, что ей тоже нелегко принять такое решение. Но с тех пор, как эта лживая женщина повсюду плетет свою паутину, многое на вилле изменилось к худшему.

– У тебя есть садовое хозяйство и семья, – продолжала Герти. – Но нам приходится общаться со злой ведьмой и днем, и ночью. Это очень тяжело.

Августа кивнула. Девушка ничего не понимала. Она, наверное, думала, что завести семью и хозяйство – пустяк, а забота о хлебе насущном – просто забава. Августа подобрала половинку кренделя, которую Фриц выбросил из коляски, вытерла ее о юбку и положила в карман.

– Посмотрим, как будет. – Она взглянула на башню ратуши, освещенную солнцем. Действительно, она оказалась права, уже прояснялось.

– Да, мне тоже пора идти. Брунненмайер дала длинный список покупок. Пока, Августа.

Два дома Марии Йордан можно было узнать издалека, потому что они единственные были недавно оштукатурены и покрашены светлой краской. Дома были маленькими и низкими – но все же. И конечно не шли ни в какое сравнение с садовым домиком, где жизнь была одним страданием. Молодой продавец Кристиан поставил на тротуар стол и стал раскладывать на нем всевозможные товары: горшочки с чудодейственной пастой и маленькие баночки с восточными специями, венки из искусственных цветов, маленькие фоторамки из серебра, шелковый платок, обнаженную танцовщицу из бронзы.

– Привет, Кристиан. Фрау Йордан внутри?

Он покраснел, когда Августа обратилась к нему. Наверное, потому что заметила, как он разглядывал фигурку танцовщицы. Милый мальчик. Какие у него большие голубые глаза. Надеюсь, Йордан не совратила его, стерва.

– Да, да. Подождите, я помогу вам с коляской.

Он оставил выставленные товары и взял спереди детскую коляску, чтобы было удобнее перенести через порог магазина. Лицо Кристиана расплылось в улыбке от того, что Фриц улыбнулся и потянулся своими маленькими ручками к его серому халату.

– У меня тоже был младший брат, но умер от скарлатины пять лет назад, – сообщил он Августе.

– Ох, – вздохнула Августа. – Бедный ребенок.

Она могла радоваться тому, что ее четверо малышей до сих пор ничем серьезно не болели. Многие дети умирали, особенно в районах, где жили бедняки. Было ужасно, когда приходилось хоронить такое невинное маленькое существо. Но она этого не допустила. Она умела бороться. Она, как и Герти, хотела подняться наверх.

Дверь подсобки открылась, и в магазин вошла Мария Йордан. Она выглядела нарядной – могла себе позволить. Темное платье с белым вышитым воротничком – издалека ее можно было принять за молодую девушку. Йордан была худой, что ей очень шло. Правда, с близкого расстояния на лице были заметны морщины, должно быть, ей уже перевалило за пятьдесят.

– Привет, Августа. Что принесла интересного?

Она посмотрела на зелень и цветы, подняла брови и сказала, что ей нужно немного эстрагона и майорана. Может быть, немного тимьяна и, если есть, розмарин?

Мария Йордан была