В машине, подняв стекло, отгораживавшее пассажиров от водителя, Брежнев рассказал, что есть идея призвать Хрущева к ответу. Леонид Ильич, по словам Воронова, держал в руках список членов высшего партийного руководства и ставил против фамилий свои значки, отмечая тех, с кем уже договорились и с кем еще предстоит вести беседы.

Очень подробно о том, как шла подготовка свержения Хрущева, поведал тогдашний первый секретарь ЦК компартии Украины Петр Ефимович Шелест.

В июле 1964 года он отдыхал в Крыму на госдаче № 5 «Чаир». Охрана предупредила, что его навестит Брежнев. Шелест несколько удивился: они не были особенно близки с Леонидом Ильичом. Петр Ефимович ждал Подгорного, который отдыхал рядом, в Мухолатке, и с которым они были в дружеских отношениях. До перевода в Москву Подгорный был хозяином Украины. Он тянул Петра Ефимовича наверх. Став секретарем ЦК КПСС, по-прежнему покровительствовал Шелесту.

Приехал Брежнев. Присели на скамейку. Появился внук Шелеста, тоже Петя.

— Как тебя зовут? — ласково обратился к нему Брежнев.

Петя ответил и в свою очередь поинтересовался:

— А тебя как?

— А меня дядя Леня.

Петя подумал и сказал:

— А, знаю. Ты — дядя Леня из кинобудки.

Брежнев был несколько смущен, но выяснилось, что Леонид Ильич похож на своего тезку-киномеханика, который приезжал на госдачу показывать фильмы семье хозяина Украины.

С тех пор Леонид Ильич, разговаривая с Шелестом, неизменно просил:

— Петро, не забудь передать внуку привет от дяди Лени из кинобудки.

Потом они искупались и расположились в беседке. Брежнев стал расспрашивать Шелеста о делах на Украине. Поинтересовался:

— Как к тебе относится Хрущев?

— Мне кажется, что Никита Сергеевич ко мне относится спокойно, как большой руководитель к младшему, — дисциплинированно ответил Петр Ефимович. — С его стороны я никогда не слышал ни окрика, ни грубого обращения.

Выслушав Шелеста, Брежнев пробормотал:

— Это он в глаза, а за глаза может и другое сказать. И говорит.

Шелест растерялся, подумав, что Брежнев знает об истинном отношении Хрущева к украинскому секретарю. На всякий случай произнес:

— Хрущев занимает такое положение, что ему нет надобности говорить одно в глаза, а другое за глаза. Да и вообще у него такая ответственность и нагрузка, что мы должны его понимать, если даже он кое-что скажет резкое. Но он по натуре не злопамятный, наоборот, добрый и отзывчивый.

— Ты мало о нем знаешь, — недовольно отозвался Брежнев, — замкнулся в своей провинции, ничего не видишь и не чувствуешь.

Шелест обиделся:

— Что кому положено, тот то и делает.

— Это так, но надо немного шире смотреть на происходящее, — наставительно заговорил Брежнев. — Все, что происходит в партии, в стране, исходит от вас, членов президиума ЦК. И мы видим, что вы все вторите Хрущеву, первыми ему аплодируете. А нам с Хрущевым трудно работать. Об этом я и приехал с тобой, Петро, поговорить откровенно. Никто не должен знать о нашем разговоре.

Подошло время обеда. Брежнев не отказывался от рюмки. Расслабившись, читал стихи. Сын Шелеста находился в командировке в Африке. Брежнев широким жестом пообещал его жене устроить поездку к мужу, добавил:

— И тебе это ничего не будет стоить.

Трапеза затянулась. Когда вышли на улицу, уже темнело. После выпитого разговор принял более откровенный характер.

— Ты, Петро, должен нам помочь, поддержать нас! — горячо сказал Брежнев.

Шелест не спешил с окончательным ответом:

— Не понимаю, в чем вас и кого именно поддерживать? Расскажи, в чем суть вопроса.

— Так, как мы работаем, — это невозможно, — пустился в объяснения Брежнев. — Хрущев с нами не считается, грубит, дает нам прозвища и приклеивает ярлыки. Он самостоятельно принимает решения. Он недавно заявил, что руководство наше старое и его надо омолодить. Он собирается нас всех разогнать.

Леонид Ильич не лукавил. Шелест сам слышал от Хрущева фразу, что «в президиуме ЦК собрались старики».

— А тебе сколько лет? — поинтересовался Брежнев.

— Пошел пятьдесят пятый.

— Так ты тоже старик, по мнению Хрущева.

— Хрущев беспокоится об омоложении кадров. Это хорошо, должна быть преемственность. — Шелест продолжал играть, выбирая линию поведения.

— Ты меня неправильно понял, — втолковывал ему Брежнев. — Надо же понимать, что он только прикрывается омоложением кадров, а на самом деле хочет разогнать опытные кадры, чтобы самому вершить все дела… — Недовольно заметил: — Ты не хочешь меня понять. А наш разговор нужно держать в тайне.

Шелест не выдержал:

— Если вы мне не доверяете, то нечего было вам ко мне ехать и вести разговор, а о конфиденциальности прошу мне лишний раз не напоминать.

Брежнев спохватился — пережимать не следует:

— Ты, Петро, правильно меня пойми. Мне тяжело все это говорить, но другого выхода у нас нет. Хрущев над нами издевается — жизни нет. — На глазах у него появились слезы. — Без тебя, без такой крупной организации, как компартия Украины, мы не можем предпринять что-либо.

— Вам всем надо собраться и откровенно поговорить с Никитой Сергеевичем о недостатках, — посоветовал Шелест. — Мне кажется, с Никитой Сергеевичем можно вести такой разговор. Он поймет.

— Ты это предлагаешь потому, что не знаешь истинного положения дел, — остановил его Брежнев. — Если мы попытаемся это сделать, он нас всех поразгоняет.

Они вернулись на дачу, перекусили и еще выпили. Брежнев обнял Шелеста, расцеловал и многозначительно произнес:

— Петро, мы на тебя очень надеемся.

Московский гость уехал. Глава Украины долго не мог успокоиться. Почти до рассвета бродил по набережной, прикидывая, как ему быть и чью сторону занять. Шелест сам побаивался непредсказуемости Хрущева, ему тоже надоели постоянные придирки неуемного первого секретаря.

Никита Сергеевич с удовольствием приезжал в Киев, выступал на пленуме республиканского ЦК, распекал местное начальство:

— Украина сдала свои позиции, положение дел вызывает беспокойство… Плохо стали работать… Я уже критиковал украинское руководство, но за обедом, когда критикуешь, с них как с гуся вода, а вот когда при народе критикуешь, я вижу — они ежиться начинают… Последние годы как лето, так руководители все от мала до велика стараются не упустить лучший сезон купания в Черном море. Благо, вы теперь Крым получили, поэтому есть куда ехать. Товарищи, кто со мной работал на Украине, тот знает, я проработал тринадцать лет на Украине и за эти тринадцать лет только раз был в отпуску.