Я затаил дыхание и терпеливо ждал, пока Мендель снова смотрел в свой сравнительный микроскоп.

Через некоторое время он заулыбался:

— Да. По-моему, эти две пули идеально совпадают. Убийца явно использовал несколько пистолетов. Но это один из них. Без тени сомнения. Взгляни сам.

Я заглянул в окуляр. На мой дилетантский, неопытный и усталый взгляд, искореженные пули выглядели в лучшем случае похожими.

— Вы уверены, что они выпущены из одного и того же пистолета?

— Совершенно уверен.

Браунинг 25-го калибра, который хладнокровно одолжил мне Райхенбах, был орудием убийства.

— Должен заметить, ты выглядишь не особенно довольным, Гюнтер. Это же, несомненно, важный шаг к раскрытию дела.

Я думал о скандале, который должен вот-вот разразиться на «Алекс»; скандале, который в итоге мог стоить Бернхарду Вайсу работы. Правые газеты искали только повод снова на него наброситься, и на этот раз даже ему не удалось бы выиграть суд. Что может выглядеть более компрометирующим для еврея — заместителя комиссара полиции, чем серийный убийца, который оказался евреем-детективом Крипо? Вайса сделали бы козлом отпущения. Но кто бы мне поверил? Только не Геннат. Он, наверное, все еще считал меня пьяницей. А то, что Курт Райхенбах владел этим браунингом, — мое слово против его. Нужно больше доказательств. Но каких? И как их получить?

— Я благодарен тебе, Мендель. Не думай, что это не так. Но, хотя у меня есть пистолет, человека, которому он принадлежит, я еще не задержал. Поэтому буду очень признателен, если ты пока никому об этом не скажешь.

— Конечно. Без проблем.

— Ты сказал, у тебя тоже есть браунинг. При себе?

— Разумеется.

— Одолжишь его мне?

— Конечно. Но зачем?

— Покажи его.

Мендель достал из кармана пиджака маленький черный пистолет и протянул мне. Я внимательно его осмотрел. На вид он был точно такой же, как тот, что я принес.

— Я не могу забрать орудие убийства. Только не сейчас, когда ты доказал, что это именно оно. Но мне нужно вернуть браунинг человеку, у которого я его одолжил. Пусть даже другой.

— Звучит рискованно.

— Так пожелай мне удачи.

— Мазел тов.

Я поднялся наверх, чтобы поискать Райхенбаха. Его не оказалось. Но был один из коллег Курта по Крипо, который сказал, что того не видели весь день.

— Но это обычное дело.

— Как-то связано с зацепкой, которую я ему дал? Насчет убийства возле «Ашингера». Он говорил, что собирается проверить.

Детектив — сержант по фамилии Артнер — покачал головой:

— Об этом он не упоминал.

Курт Райхенбах жил в квартире на последнем этаже шикарного дома на Халензее, в западной части Курфюрстендамм. Там, где Берлин становится совсем зеленым. В окнах горел свет, а его автомобиль — новенький «бреннабор» — был припаркован на улице. Я позвонил в дверь, собираясь сказать, что проходил мимо, увидел машину, а потом включенный свет и решил быстренько вернуть пистолет. У меня была готова и следующая история: мол, я оценил предложение прикрыть меня и хочу спросить, готов ли он присмотреть за мной завтра, когда я снова буду изображать инвалида.

Не знаю точно, что я рассчитывал выяснить, возможно, просто хотел посмотреть ему в глаза. Разумеется, я не думал, что получу полное признание, но лелеял тщетную надежду выйти из квартиры каким-то образом развеяв подозрения. Через минуту или около того наверху открылось окно, и женщина — вероятно, жена Райхенбаха, Траудль — крикнула:

— Да. Кто там?

— Полиция. Бернхард Гюнтер. С «Алекс».

— Ох! Что-то случилось с Куртом?

— Нет. Насколько мне известно. Я надеялся найти его дома.

— Его здесь нет. Подождите, брошу вам ключи. Верхний этаж. Номер десять.

Я поднял ключи и вошел в парадную дверь. Поднялся по лестнице, а не на лифте, поскольку это давало мне время подправить свою историю. Раз уж я собрался поговорить с женой Курта, стоило получить от нее информацию, не вызывая подозрений. Одновременно я думал: «Если машина на месте, а самого его нет ни дома, ни на „Алекс”, где же он, черт возьми?»

Траудль Райхенбах в униформе медсестры и с выражением глубокой озабоченности на лице открыла мне дверь. Я показал свой жетон, чтобы заверить, что все на должном уровне.

— Вы уверены, что не случилось ничего страшного? — спросила она, пропуская меня в квартиру. — Курт вчера вечером не вернулся. Это не так уж необычно, он ведь детектив, но, как правило, ему удается дать мне знать. А такое на него не похоже. Плюс машина все еще на месте. Со вчерашнего дня с места не двигалась.

— Вы уверены?

— На улице не так много машин.

— Понимаю. Но я просто был неподалеку и решил зайти, спросить, не хочет ли он выпить. У меня к нему просьба.

— Может, подождете его? Хотите кофе, герр Гюнтер?

От нее чуть пахло потом, словно она только что пришла с работы, но это не умаляло ее привлекательности. Высокая, светловолосая женщина с карими глазами, широкими бедрами и сильными руками, которые она скрестила на груди.

Судя по тому, что мне удалось разглядеть, квартира была обставлена дорогой современной мебелью. Такую можно увидеть только в журналах. Мы оставались в прихожей, которую патрулировал черный кот. Тут слегка пахло корицей, словно Траудль пекла. Кот обвил хвостом мою ногу, и хозяйка нетерпеливо его отпихнула.

— Нет, спасибо, — ответил я.

Но через минуту заметил на обеденном столе пишущую машинку и пожалел, что отказался от кофе. Это была «Орга Приват Бингверк». Смог бы я как-нибудь проверить, нет ли на машинке дефекта горизонтальной центровки, при котором заглавная буква «G» печаталась чуть правее? Это, несомненно, доказало бы, что именно Райхенбах отправлял письма в газеты. Но было ясно, что осмотр машинки, похоже, придется отложить. Как придется подождать с попыткой сопоставить отпечаток руки Райхенбаха с найденным на окрашенной двери патентного бюро с Альте-Якоб-штрассе.

— Я беспокоюсь, — призналась Траудль. — Это совсем не похоже на Курта. Он знает, что я и без того достаточно тревожусь за него.

— Все жены полицейских тревожатся. Это естественно.

— Возможно. Но, видите ли, он страдает от крайней меланхолии. Еще со времен войны. Иногда у него суицидальные мысли.

Я пожал плечами:

— Я и сам порой бываю таким, фрау Райхенбах. Вряд ли найдется человек, который выбрался из окопов без единого шрама. Только иногда эти шрамы не заметны глазу.

— Полагаю, так и есть.

Я заглянул через другую дверь на впечатляюще оборудованную кухню, откуда немигающим взглядом зеленых глаз на меня, точно циничный адвокат, уставился второй черный кот. Он понимал, что я задумал.