Примерно к часу дня горы чуть расступились, ничуть не потеряв в высоте, и на их склонах раскинулся город. Не большой аул, а именно город. Без стен, конечно, но с композитными высотками в двадцать-тридцать этажей. На въезде мы еще издалека заметили мощно укрепленный блокпост – скорее крепость. Расул остановил колонну и долго глядел в позитронный бинокль.

– Тырны-Ауз, – сказал он. – Крепость в преддверии Азау. Тут уже начинается недружественная нам территория.

– Кому «нам»? – спросил я. – Братству?

– Нет. Местный князь не вошел в состав Халифата.

«Ого!» – подумал я.

Мне, конечно, приходилось слышать о разногласиях между арабами, но это уже чересчур.

– Можно глянуть? – попросил я бинокль с любопытством дехканина.

На самом деле мне хотелось прикинуть шансы. Можно ли нашими силами штурмовать крепость или поискать другие пути? При наличии средневысотной техники ввязываться в опасную драку не имело смысла. Можно через горы и напрямик попереть. Похоже, Расул думал о том же.

Я прильнул к окулярам бинокля. Крепость была выстроена толково – с противотранспортными препятствиями, композитными лабиринтами для отсечения пехоты и несколькими стрелковыми вышками. Это не говоря о трех орудийных батареях, прикрывавших блокпост с горных склонов. Их с дороги при нашем вооружении не достать точно, а вот они, при своей мощи и дальнобойности, всю труху из нас вышибут.

Я вернул бинокль Расулу, но с советами не лез. Подозрительно будет. Пусть я и воевал в партизанском отряде, но это не тот опыт, чтобы с присущей мне сноровкой оценивать мощь батарей и продвинутость системы крепостных укреплений. Если у Расула не хватит ума отступить, тогда уже найду способ словечко замолвить. А так нарываться не стоит.

– Свиньи балкарские! – сплюнул наконец Расул после долгой паузы. – Мало их податями облагали, жалели. А они на сэкономленное вон как укрепились, собаки.

– Балкарцы? – удивился я.

– Да. Местные дикие горцы. Жили тут испокон веку. Горы знают отлично. И воевать научились, хотя по крови дехкане. Лет сто пятьдесят назад, когда Халифат расширял границы, дали арабам отпор, устроили партизанщину. Мы заключили с ними перемирие, они согласились платить подати. Но четыре года назад этого поста в помине тут не было.

– Они что, не мусульмане? – Я решил выяснить подробности.

– В том-то и дело, что называют себя мусульманами! Но салят называют намазом, вино пьют, а некоторые и свининой не брезгуют. И с неверными якшаются, собаки. И говорят не по-арабски, а на собачьем своем языке.

– Они и Минги-Тау контролируют?

– Конечно. Само название Минги-Тау – балкарское.

Я как-то и не задумывался об этом. Но информация важная. Хотя и спорная. В каком, например, виде эти дикие горцы «якшаются с неверными»? Рвутся в состав Империи? Непонятно. А если так, то в каком бою был потерян «Святой Николай»? Что здесь делала эскадра винд-шипов? Уж не местных ли защищала? Туманно все. Надо было у Жесткого сразу спросить. Профукал.

Я решил непременно выяснить, что тут происходило и на чьей стороне местный князь. Потому что, если к русским тут настроены благосклонно, это дает некоторые возможности. К сожалению, в данный момент не для меня, потому что с моей нынешней внешностью доказать свое русское происхождение у меня не получится точно.

– Давайте назад! – приказал Расул.

Колонна перегруппировалась и откатилась километра на три от Тырны-Ауза.

Надо отдать должное балкарцам – огонь они по нам открывать не стали. Хотя колонна наша на мирную не была похожа вовсе. А вот Расул меня удивил. Можно было попробовать выслать машину с парламентером к посту. Поговорили бы, обменялись намерениями. Может, и пропустили бы. Хотя ход мысли нашего предводителя отчасти был мне понятен. Совсем рядом Азау – подножие Минги-Тау. Как объяснить, зачем нам туда? Вот если бы дорога была транзитной, то дело другое. А так… Слишком подозрителен для местных интерес к Минги-Тау. Ведь там русский корабль.

И тут меня осенило. При такой неисправности на вражеской территории «Святой Николай» проще и безопаснее было бы взорвать. Но не взорвали. Значит, командование верило, что с ним ничего не случится и, когда подвернется возможность, можно будет его отремонтировать и забрать. Но возможность не подвернулась. Слишком хлопотно – надо снова эскадру гнать через обширные, занятые арабами, территории. Тогда выходит, что ответственность за сохранность эсминца наши, теоретически, могли возложить на местного князя. Подкрепив это некоторой финансовой поддержкой и установкой крепости с батареями на дороге. Не удивлюсь, если заслон оборудован и генераторами защитного вакуум-поля, вроде наших городских стен. Интересненько получается.

А раз так, то за эсминец в любом случае придется драться. И Расулу придется, и институтским. Не отдадут его без соответствующих документов. Но хуже другое. Драться-то можно по-разному. Можно с горцами драться, имея штурмовые плазмоганы, а можно оказаться с теми же плазмоганами против установленных на горных склонах орудийных батарей. Вот этого не хотелось бы. Однако такое развитие событий было более чем вероятным. Если пушки стоят у дороги, то уж место швартовки эсминца вряд ли пожадничали пристрелять.

Расул об этом, скорее всего, не думал. Неоткуда ему почерпнуть точную информацию. Раз они о «Святом Николае» не знали или слышали краем уха, то откуда узнать остальное? Договор-то между нашими и балкарцами наверняка секретнее некуда. Я вот ничего слыхом не слыхивал. И подсказать что-нибудь Расулу я не мог. Ну откуда у бывшего степного партизана такая осведомленность? Хотя… Мы ведь пытали десантника! Он мог и проколоться. Правда, может оказаться, что все мои измышления по данному поводу лишены рационального зерна. Нет никакого договора, и эсминец просто захвачен местным князем, а не принят на временную стоянку. Тогда все будет проще. Не окажется там, на склонах, никаких батарей. Но если не окажется, так для нас же лучше. Спишу на проклятого десантника, который натравил баек, чтобы ему не отрезали голову.

Расул выбрался из машины и минут пять горячо разговаривал с командиром отряда. Они спорили, махали руками, поминая то, шайтана, то Аллаха, то самых разнообразных животных. Суть разговора сводилась к тому, что командир остерегался двигаться даже в обход, а Расул обещал лишить его разнообразных частей тела, если он удумает струсить. Когда у одного кончились аргументы, а другой перечислил все части тела, я решился подать голос. Мне было позволено говорить, после чего я поделился своими соображениями. В глазах командира мелькнула такая благодарность, что было ясно – в случае чего на него в мелочах можно будет рассчитывать. Расул же, наоборот, скис немного. Чисто арабское понимание доблести и довольно развитый ум боролись в нем между собой. С одной стороны, он рвался в драку, с другой, после моих разъяснений, понимал, что положит людей, а до эсминца не доберется.

Я же знал и еще одно – Расул сообщил о корабле более важной персоне, чем он сам. Возможно, даже самому Аль Руху. Очень уж похож был посланник на правую руку арабского мага. В данном случае отступить ни с чем означало для Расула позор.