Хорошо заполдень дверь наконец открылась. Уже понявшие, что дело ох как нечисто, древляне не стали туда соваться, и правильно сделали – из-под притолоки смотрели жала двух острых копий.

– Пусть Боголюб выходит! – крикнули с крыльца. – Один. Руки на виду.

Будучи приведен под охраной двоих варягов в гридницу, Боголюб обнаружил там своего любезного родича – Щура. Тот стоял перед пустым княжьим сидением, со связанными за спиной руками, и вид, как и запах, имел далеко не свежий – грязноватая сорочка, спутанные волосы, свалявшаяся борода. Бледное лицо выглядело изможденным и мрачным. Лишь при виде Боголюба его небольшие глаза распахнулись, раскрылся щербатый рот, показывая черные промежутки на месте выпавших зубов.

– Боголюбе! И ты в сей перевес залетел!

Боголюб молча глянул на него. Он страдал от похмелья, глаза еще глубже ушли в морщины, складки на лбу стали резче. С первого взгляда на Щура он понял, что ни на какой лов его послы не уезжали, а напротив, сами стали добычей на чужом лову. Как и он со своими спутниками.

– Что с людьми? – хрипло спросил он, не зная, не единственный ли Щур остался в живых из тех, кто отбыл в Киев раньше.

– В порубе сидим.

– Все живы?

– Пока все. А ты как же сюда?

– И я… – Боголюб прокашлялся и оглядел гридницу. – Попал, старый дурак, в силок, прельстился, будто отрок, на девку красную… Уж мнилось, ума нажил за долгий век, а и то…

Щур горько засмеялся:

– Да уж! Позарились мы на лебедь варяжскую, а сами чуть с Марушкой не спозналися…

Отправляясь в Киев сватать Ельгову дочь за своего князя, он никак не думал, что эта невеста лишит воли и чести их обоих.

В гридницу вошел Свен с мечом на перевязи, за ним следовали несколько старших варягов. Не глядя на пленников, будто у него имелись более важные мысли, он прошел к княжьему сидению и сел на скамью справа от него. Передвинул меч, поставил его между ног и только после этого взглянул на двоих древлян.

– Вот что, маличи, – без долгих запевов начал Свен. – Выберите одного, кто поедет от вас назад в Дерева. Я жду оттуда дань за прошлый год и невесту мне, – он поглядел на Боголюба, – последнюю внучку твою, что в девках осталась. Пусть привезут мне клятву от всего рода деревского, от Житимира и других князей, что больше из воли моей они не выйдут, ряд не нарушат, будут дань платить всякий год, как при отце моем платили. Тогда отпущу вас и ваших людей невредимыми.

– Ишь, разбежался, – хмыкнул Щур.

Долгие дни в порубе не лишили его присутствия духа.

– Обманул ты меня, – Боголюб взглянул на Свена с досадой и гневом, но без удивления. – Я к тебе с миром пришел. Хотел вражду прекратить. Перед богами не стыдно, которым ты чару ложно поднимал?

– Знаем мы вашу дружбу! – не смущаясь от упреков, Свен ответил ему холодным взглядом. – Ты, трех волостей князь, дочь Ельга киевского взять задумал, а с нею вместе и стол киевский! Да тебя за одно это надо кверх ногами повесить! Какой ты, старый хрен, для моей сестры жених! Ельга киевского и в Царьграде знают, греки ему дань давали и с честью встречали. Кто ты перед ним, дерьмо собачье! Да я лучше сам бы ее в Днепр бросил, чем за тебя отдал!

– Уж не тебе попрекать нас – холопкину сыну! – не сдержался Щур. – У нас в роду холопов нет, это мы тебе честь оказали! Ты холопом родился, оттого и повадки у тебя лживые!

Два хирдмана за спиной у Щура подались вперед, готовые взять его за такое поношение; Свен бросил им беглый взгляд и слегка прищурился. Один варяг тут же толчком в спину бросил Щура на пол гридницы и ударил ногой в бок, другой добавил в голову. Пленник свернулся, стараясь защититься настолько, насколько позволяли связанные руки. Свен сделал знак: хватит пока.

– Не велю кормить вас в порубе – жрите друг друга! – свысока глядя на скорчившегося на полу перед ним Щура, бросил Свен. – Тогда узнаете, кто здесь холоп. А тебе, пес беззубый, еще раз вякнешь, голову вот здесь снесу! – Он выразительно взялся за рукоять меча, тускло мерцавшую старым серебром. – Чей бы я ни был сын, а у меня меч отцовский в руках!

– Не угодно сватовство – откажи! – возразил Боголюб, подавляя дрожь негодования и косясь на сродника. Дыхание его участилось, ноздри гневно раздувались. – От чужих ворот есть поворот!

– Откажи я, вы бы ратью пошли. Будто я не знаю, как такие дела делаются!

– Думаешь, теперь избежал рати? – Боголюб угрожающе сузил глаза. – Одного ты князя поймал, так в земле Деревской и другие есть. Хочешь рати – будет тебе рать!

– А вздумает Житимир или другой кто на меня войско собрать – я вас на Перуновом дубу повешу и всех людей ваших! – пригрозил Свен. – За такой дар мне Перун удачи даст, а ваше племя лишит ее навек!

– Вешай, – Боголюб махнул рукой. – Видно, и не было мне удачи, изжил всю, из ума выжил, если на такой обман поддался. Вешай, что там! Найдутся в Деревах поумнее, поудачливее меня, медведя старого!

Видя, что больше его не бьют, Щур неловко сел на полу, клонясь набок. Из рассеченной брови на лицо текла струйка крови, и он кое-как стер ее о плечо.

– Выбирай, кто из ваших гонцом будет, – предложил Свен Боголюбу.

Тот задумался ненадолго.

– Пусть сын мой едет. Он молод и смышлен – управится.

Свен было хотел возразить против столь родовитого гонца, но потом вспомнил, сколько этих отпрысков Боголюбовых видел в Малине. В такой большой семье один из меньших сыновей, к тому же рожденный от младшей жены, ничего не решал.

– Так пусть он скажет вашим: я жду здесь, в Киеве, дань за прошлый год со всей земли Деревской и ту девку, что осталась… Блис… Хвалинка! – Свен все же вспомнил имя. – В лицо я ее знаю, не обманут. Исполнят древляне – отпущу вас живыми. Не исполнят до первого снега – вы к Перуну пойдете, а по зиме я сам в Дерева явлюсь, да не как в этот раз, а с войском. И уж тогда возьму все, что мне приглянется.

Боголюб ответил на эти угрозы лишь хмурым взглядом. Ему и в голову не могло прийти, что при мысли обо всем, «что приглянется», перед глазами Свена первым делом встала его, Боголюба, самая младшая жена…

⁂

Пришлось выждать еще два дня, пока Хвалимир оправится от удара настолько, что сможет сидеть в седле. Свен дал ему коня, на котором тот приехал, и двоих древлянских отроков в провожатые. Ельга больше не видела ни Хвалимира, ни кого-то другого из числа древлян. Челядь кормила пленников, а хозяевам теперь не было нужды с ним видеться до тех пор, пока не придет ответ из земли Деревской. Скоро ждать не приходилось: до тех пор мог миновать не один месяц. Впрочем, до зимы оставалось месяца четыре[32], и не позже ее начала Свен намеревался отправиться в Дерева сам, уже с войском.