Две бутылки Rochefort, заготовленные на вечер, так и остались, в итоге, нетронутыми.

— Завтра могу подсобить с Анжелой… если ты, конечно, ещё не раздумал, — лёжа спиной к туземцу, выплеснул Костя почти неподдельную волну накатившего милосердия.

— Иди ты, знаешь куда! — почти беззлобно откликнулся латиноамериканец.

— Sweet dreams!

— You too…

Несмотря на приветливость залитого утренним солнцем роскошного пейзажа, начало воскресенья обрушило на Костю ливень трусливого отступничества и малодушных угрызений совести.

Эвелин боялась разговаривать с ним при посторонних, но, когда их взгляды пересекались, его душа была готова разлететься на куски. К Флорису она проявляла холодность и, видимо, собиралась держать туземца в чёрном теле ещё очень долго.

Латиноамериканец заметно скис и утратил недавнюю безмятежность, превратившись в разорённого лихими набегами «монарха в изгнании».

«А есть ли у меня право на грубое вмешательство в чужие судьбы?» — нещадно терзал себя Костя, но потом, противореча себе, вопрошал: «А может ли человек вообще куда-то вмешаться? Ведь есть же, в конце концов, такое понятие как судьба, а значит и любое вмешательство должно быть вписано туда изначально. Но, с другой стороны, когда жизнь предоставляет нам выбор, никакая видимая сила его не ограничивает, и вселенной ровным счётом наплевать, как именно мы решим поступить. В ней всё всегда идеально. А раз так, то выбор есть не больше, чем манипуляция нашим видением окружающего мира — сам мир он никак не затрагивает… хотя, с другой стороны, он очень даже затрагивает наше нематериальное естество! Допустим я вывешу пиратский флаг и пойду на абордаж. Туземец слегка порыпается и отвалит искать подходящую dominatrix. С его характером и повадками никакой большой трагедии из случившегося он делать не станет. А у Эвелин и у меня появится определённый шанс. Но вдруг я всё-таки недооцениваю латиноса? Чужое разбитое сердце и исковерканная жизнь — отнюдь не самый лучший подарок для моей души. Упаси Бог, как говорится!..».

Целый час подряд он рубил дрова, носил их в юрты и помогал на шаманской кухне. Потом вызвался облегчить Анжелин труд и затесался переводчиком в один из чумов, полный неразговорчивых сибиряков и шумной англоговорящей публики.

От второго, теперь уже платного, занятия тантрой Костя решительно отказался. Пловчиху это необыкновенно расстроило, а Эвелин едва не закатила Флорису скандал, когда тот принялся уговаривать её оставить этих бедолаг в покое и на пару сходить «немного оттянуться».

«Разбирайтесь-ка вы, голубки, сами в своих отношениях! — убеждённо прочертил Костя границу ответственности в их треугольнике. — А я покуда займусь чем-нибудь более интересным».

Из числа находившихся на территории лагеря, как он вскоре выяснил, большинство людей не имело к шаманизму никакого отношения. Огромной популярностью пользовалась здесь голландская школа рейки. Куча народу сидела там и тут в йоговских асанах. Не были обижены вниманием и многие частные старатели духовной фортуны, именовавшие себя разными громкими титулами, от «народного целителя» до «предсказателя судьбы» и даже «всемирно известного мага».

На паре тентов Костя заметил охранительную вывеску: «Соблюдайте тишину! Идёт медитация». Ещё в одном месте, позиционировавшим себя как выездной штаб космоэнергетиков, его утомлённо предупредили, что своим биополем он нарушает только что созданную коллективную ауру, принадлежавшую, судя по всему, блаженной горстке каких-то чудиков, сидевших в позе лотоса и явно выполнявших чрезвычайное задание Галактического Совета.

«В общем, ярмарка удалась! — заключил он, направляясь в гости к Хильде и Барту. — Надо будет после матча собрать кое-какой материал для Эдика».

Компания в трейлере была всё та же. Хильда снова приготовила кофе, и на сей раз даже не поскупилась на маленький тортик — видимо, в честь финала.

— Вы за кого болеете, Яго? — поинтересовался Костя.

— Я за Италию.

«Ну, всё с тобой ясно…».

— А вы, Барт?

— Я за обе команды сразу. В этом финале меня устраивает любой исход.

— Очень корректная позиция! Ну, что ж, посмотрим, каковы будут сегодня наши шансы!..

Под «шансами», как не трудно догадаться, Костя подразумевал не только и не столько победу Франции, занявшей место его нового кумира, сколько незримую помощь всех духовных сил в разрешении его личной ситуации. Партия действительно переходила в эндшпиль, но играть его, к сожалению, предстояло другим игрокам. Костина функция сводилась, как и теперь, в схватке за чемпионское золото, к пассивной роли болельщика.

Игра для французов началась просто великолепно. Завершая одну из первых атак в этом матче, Флоран Малуда на полном ходу ворвался в штрафную площадку противника, где его нежно, но всё-таки с нарушением футбольного кодекса приветствовал защитник итальянцев Марко Матерацци.

Эффектным бильярдным ударом с одиннадцатиметровой отметки по перекладине Зинедин Зидан положил на седьмой минуте первый мяч в ворота Буффона.

Костя моментально связал промах защитника с вальяжным и не совсем корректным поведением Флориса накануне, а пенальти Зидана — со справедливой немилостью Эвелин по отношению к латиноамериканцу и её очевидными симпатиями к Косте.

— Ну что ж, один-ноль! — сказал он воодушевлённо и как бы немного любуясь собой. — Ваш ход, товарищ маузер!..

На девятнадцатой минуте матча «товарищ маузер», в лице всё того же Марко Матерацци, выпрыгнул выше всех перед воротами Фабьена Бартеза, и мяч, поданный Пирло с углового, отскочил от его головы прямо в сетку.

— Вот вам и один-один! — азартно улыбнулся, потирая ладони, Яго.

«Это что? Типа, провинившийся загладил свою вину? Оправдался, то есть, — так надо понимать?» — риторически ушёл в глубокое неодобрение Костя.

Тридцать пятая минута первого тайма стоила ему мощного выброса адреналина в спокойную кровь: Лука Тони со всей мочи ударил головой по летевшему с фланга мячу и попал в перекладину. Итальянцы начали потихоньку отвоёвывать игровое преимущество, и Костино настроение медленно поползло вниз, утягивая за собой ещё недавно казавшиеся такими прочными амурные надежды.

В перерыве он сходил за своим рюкзаком, и они с Бартом опустошили две тёплые бутылки Rochefort. Яго, будучи спортсменом, пить вежливо отказался.

Во втором тайме инициатива опять перешла к французам, но успеха им это так и не принесло. Итальянцы были счастливы, когда основное время закончилось.

Видит Бог, команда Франции не хотела доводить игру до серии послематчевых пенальти. На протяжении двух дополнительных таймов хорошая возможность огорчить Буффона и всю Италию была у Франка Рибери, а затем и у самого Зидана, который едва не сотворил ещё один шедевр под конец своей футбольной карьеры, нанеся удар головой по воротам из очень трудного положения.