Ригби был прав — такое невозможно понять со стороны. Для этого ты должен заболеть сам, попасть в стены их санатория. И не на недели, а на годы. Лежать на одной из длинного ряда больничных коек, принюхиваться к запаху пищи для больных, читать безумную алчность в их глазах. Ты должен был слышать и видеть это, стать частью происходящего, подчиняться их правилам и разбираться в их слабостях. Их мирок был сформован и отлит в виде целого набора совершенно аномальных негласных соглашений, требовавших слепого принятия, фарисейства, — однако по этой причине он не становился менее реальным.

Но в то же время некоторые вещи просматривались вполне отчетливо: примечательная нить, связывавшая Феликса Д’Арси с Теренсом Филдингом вопреки неприкрытой взаимной неприязни; упорное нежелание Д’Арси обсуждать события ночи убийства; явное предпочтение, которое Филдинг отдавал Стелле Роуд в сравнении с ее мужем; презрение Шейн Хект ко всему и вся.

Шейн тоже никак не шла у него из головы. Если Карн находился в пределах рационального мира и кому-то суждено было умереть, то кандидатура Шейн Хект стояла бы на первом месте. Она вынюхивала и копила чужие секреты, обладала незаурядным умением ударить человека по самому больному месту. Ведь она раскопала даже прошлое самого Смайли. Она дразнила его неудачной женитьбой, играла с его чувствами одного только удовольствия ради. Да, она, как никто другой, подходила на роль жертвы убийства.

Но почему же тогда погибла не Шейн, а Стелла. Из-за чего и как она умерла? Кто упаковал пакет после ее смерти? И с какой целью?

Смайли попробовал заснуть, но не смог. Когда часы аббатства пробили три, он снова включил свет и сел. В комнате стало значительно теплее, и сначала Смайли подумал, что кому-то взбрело в голову включить посреди ночи центральное отопление, хотя оно не работало весь предыдущий день. Но потом до него из-за окна донесся шум дождя; он подошел к окну и открыл шторы. Это был настоящий ливень; уже к утру от снега не останется и следа. Двое полицейских шли вдоль улицы, и Смайли мог слышать, как хлюпают подошвы их башмаков по образовавшейся слякоти. Их мокрые плащи с капюшонами поблескивали в свете уличных фонарей.

И внезапно он снова услышал голос Ригби: «Кровища была повсюду. Тот, кто убил ее, сам должен был пропитаться кровью насквозь». А потом голос Джейни, говорившей ему, стоя на подсвеченном луной снегу: «Никто из них не видел, как летает дьявол, мистер. А Джейни его видала, да, видала. У него еще были серебряные крылышки, как две рыбки… Я видала, как он летал. Летал, будто вместе с ветром…» Ну конечно! Сверток!

Он еще долго стоял у окна и смотрел на струи дождя. А потом, когда наконец почувствовал, что может быть доволен собой, забрался в постель и заснул.

Все утро он старался дозвониться до мисс Бримли. Ее каждый раз не оказывалось на месте, но никаких сообщений он предпочитал не оставлять. И только ближе к полудню ему удалось все-таки поговорить с ней.

— Джордж, я страшно сожалею, но в Лондон прилетел один известный миссионер. Пришлось брать у него интервью, а ближе к вечеру начинается конференция баптистов. И оба материала непременно должны пойти в номер на этой неделе. Ничего, если я все сделаю завтра прямо с раннего утра?

— Да, — ответил Смайли. — Думаю, что ничего.

Торопиться теперь было некуда. И у него самого оставалась пара ниточек, которые он собирался отследить и завязать в узелки еще сегодня.

Поездка на автобусе доставила ему удовольствие. Кондуктором оказался мрачного вида мужчина, которому было что порассказать об автобусной компании и причинах, из-за которых она несла сплошные убытки. Поощряемый праздным интересом Смайли, он чудесным образом развил эту тему, и к моменту прибытия в Стерминстер совет директоров дорсетской компании общественного транспорта превратился в стадо обезумевших евангельских свиней, добровольно несущихся к краю бездонной финансовой пропасти. Тот же кондуктор подсказал Смайли дорогу к стерминстерскому собачьему питомнику, и потому, сойдя в маленькой деревеньке, он уверенно направил стопы к группе коттеджей в четверти мили за церковью по шоссе в сторону Окфорда.

У него заранее возникло неприятное предчувствие, что мистер Гарриман ему не понравится. Сам по себе факт, что Д’Арси охарактеризовал его как «человека вполне светского», мог настроить Смайли против него. Нет, Смайли не считал, что общество не должно делиться на определенные классы, но только критерии для такого деления у него были сугубо свои.

Рядом с воротами висела вывеска: «Стерминстерский собачий питомник. Владелец К. Дж. Рейд-Гарриман. Заводчик немецких овчарок и лабрадоров. Передержка».

Узкая дорожка вела к пространству, напоминавшему задний двор. Здесь повсюду было развешено для просушки белье — рубашки, подштанники, постельные принадлежности. Причем почти все цвета хаки. Густо пахло псиной. На ржавой ручной водоразборной колонке висела дюжина собачьих поводков. А еще во дворе стояла маленькая девочка. Она с грустью наблюдала, как Смайли осторожно прокладывает себе путь среди густой грязи к входной двери. Подергав за шнурок звонка, он стал ждать. Потом подергал снова, и только тогда девочка сказала:

— Он не работает. Его сломали. И уже давно.

— А дома есть кто-нибудь? — спросил Смайли.

— Пойду посмотрю, — неприветливо ответила она, потом еще раз окинула гостя долгим пристальным взглядом и пошла вдоль стены, скоро скрывшись за углом. Затем уже изнутри дома до Смайли донеслись звуки приближавшихся шагов, и мгновением позже дверь распахнулась.

— Добрый день. — Волосы и усы у отворившего дверь мужчины отливали одинаковым песочным оттенком. На нем были рубашка цвета хаки и галстук цвета хаки, но в чуть более светлых тонах, старые форменные брюки и твидовый пиджак с обтянутыми кожей пуговицами.

— Мистер Гарриман?

— Майор Гарриман, — поправил он с легкой улыбкой. — Хотя теперь это уже не имеет никакого значения, старина. Чем могу быть полезен?

— Я подумываю о том, чтобы завести немецкую овчарку, — ответил Смайли. — Для охраны дома.

— Отлично. Заходите, пожалуйста. Хозяйки, то есть моей жены, сейчас нет. На девчушку не обращайте внимания: она соседская. Но часто околачивается рядом. Любит собачек.

Гарриман проводил его в гостиную, и они сели. Камин в комнате отсутствовал.

— Откуда вы? — спросил Гарриман.

— Сейчас я временно остановился в Карне, но мой отец живет в Дорчестере. Он стареет, становится мнительным и потому попросил подыскать для него хорошую собаку. У него есть садовник, который может заниматься псом в дневное время: кормить, выгуливать и все такое. Но на ночь садовник уезжает, и именно по ночам отцу иногда становится тревожно. Я уже давно хотел купить ему собаку, а последние события в Карне только подхлестнули мою решимость.

Но Гарриман не ухватился за искусно подброшенную тему.

— А что этот садовник, он хороший малый?