Иностранцы стояли за спиной Кузьмы, пошатывались и смотрели на проводницу бессмысленно-глупыми глазами.

— А если я их на перрон поташу, то вмиг менты загребут, у меня уже так было, — жалился он. — Да и с двоими я не справлюсь. А ребятам надо срочно в Вильнюс, там их ждут, они из Международного Красного Креста, мирные люди, врачи, никогда не пили, а тут купились на русское гостеприимство — и вот результат.

— Вы, русские, пьете как лошади, и других спаиваете! — зло, с акцентом проговорила проводница, и Кузьма подумал, что с пьянством немного перегнул: проводница сама оказалась пострадавшей. «Муж бросил, осталась с ребенком, это хорошо, значит, полтинник возьмет», — промелькнуло у него.

— Да они-то не виноваты, поскольку совсем не пьющие, они врачи, а наши их спиртом. Я сам вообще не пью, красавица, и с тобой полностью согласен. — Он маслено посмотрел на длинноногую, но с лошадиной рожей проводницу.

Она стояла у окна вагона, двери были закрыты, и все зависело от нее, от ее желания.

— Вот посмотри, билеты, паспорта, визы, все есть, они ж не «зайцы». — Кузьма вместе с билетами протянул ей пятьдесят баксов. — Я тебя умоляю, посмотри!

И он, подпрыгнув, как кошка, буквально впихнул ей в руку билеты и паспорта.

— В баскет играл? — оценив его кошачий прыжок, улыбнулась проводница.

— А как же, за сборную! — соврал Кузьма.

— Это еще что такое? — строго спросила проводница, наткнувшись на полтинник.

— Да это от нас ребенку на конфетки, скажете: дяди-врачи из Международного Красного Креста прислали подарок. — Кузьма нарочно два раза ввернул про Красный Крест, это действовало на всех успокаивающе.

Проводница помедлила, раздумывая брать — не брать. С одной стороны, она все же рискует, бригадир может пройти, проверить готовность, но она знала, что он почти никогда не ходит, девушки все серьезные, с работой в республике сложно, и они за свои места держатся, а сегодня он принимал какого-то гостя и вряд ли появится: ей уже доложили. А пятьдесят баксов на дороге не валяются, дочке она давно платьице обещала, и в театр ее сводит, у нее в воскресенье выходной. Поэтому она сунула деньги в кармашек, проверила билеты, паспорта, даже удостоверения МКК, которые имелись у Нортона и Гжижи. Да и парни были симпатичные, глупо улыбались, стоя за спиной у этого русского баскетболиста.

— Они тихие, — словно угадав ее мысли, рассмеялся Кузьма. — Выручи, родная моя!

Последнее ласковое слово решило все сомнения. Ее еще никто так не называл.

Она вздохнула и пошла открывать дверь. Как ни странно, но пьяненькие залезли без посторонней помощи и даже немного отрезвели. Кузьма завел их в купе, подмигнул.

— Завтра обязательно позвоните! — напомнил он. — Спасибо тебе, — ласково глядя на проводницу, заулыбался он. — Тебя как зовут?

— Аугуста…

— А меня Виктор. — Он нахально чмокнул ее в щеку. Проводница даже отпрянула в сторону. — Ну что ты, я же по-дружески!

Аугуста смутилась. «Совсем уже отвыкла от нормального обращения», — подумала она.

— Часто ездишь?

— Три раза в неделю здесь бываю.

— Может быть, встретимся как-нибудь? — Ножки и фигурка у Аугусты были просто загляденье. «Личико немножко подкачало, — отметил про себя Кузьма, — но с лица воду не пить».

— У нас часов шесть всего свободного времени получается.

— Ну и что? У меня машина, «мерседес», по Москве покатаю, не против? — улыбался Кузьма. — Не женат, чтобы ты не думала, что я какой-нибудь там бабник.

Аугуста пожала плечами.

— Значит, договорились. — Он снова чмокнул ее в щеку, но на этот раз она выстояла.

Кузьма ушел. Аугуста, улыбнувшись, помахала ему из окна. Виктор ей понравился.

Он неожиданно появился на перроне, принес ей шоколад и бутылку кока-колы. Ему надо было удостовериться, что ребята отчалят нормально, но он изобразил, что захотелось с ней снова повидаться, для этого и разыгрывал любовные пассы в вагоне.

Аугуста смутилась, когда он сказал, что хотел бы ее снова увидеть. Глаза ее заблестели, и она долго не могла прийти в себя. Понимала, что так быть не может, что она не из тех, в кого влюбляются с первого взгляда, но Кузьма даже не вошел в вагон, чтобы еще раз попрощаться с приятелями, лишь заглянул в окно и помахал им с перрона. Они еще немного поболтали. Кузьма сказал, что ему всегда нравились литовские девушки, что фигура у нее божественная и мужики ничего в бабах не понимают, пропуская мимо такие ножки. Аугуста лишь вспыхивала и улыбалась. Она готова была отдаться ему прямо сейчас, если б он отважился проехать с ней до соседней станции, но она понимала, у него машина у вокзала, он крутил ключами, и молчала.

Когда дали отправление, Кузьма потянулся поцеловать ее, но она сама поцеловала его в щеку и нежно посмотрела на него.

— Я буду через два дня, — сказала она. — Всегда этот же, шестой вагон.

— Договорились! — улыбнулся он.

Он дождался, пока поезд отойдет, а болтая с Аугустой, лучшего прикрытия нельзя было и придумать, осторожно проверил и милиционеров, шастающих по перрону, но те вели себя спокойно, точно никакой наводки не получали. Он знал, что транспортная милиция существует отдельно и, пока они получат информацию, пройдет не один день. А может быть, так умело менты работали, тихо и без напряга шерстя публику, во что Кузьма, конечно, не верил.

Теперь оставалось только ждать и надеяться, что гости успешно пересекут русско-литовскую границу, а в Вильнюсе их уже ждали. Кузьма попросил отправить ребят первым же рейсом куда угодно, хоть во Францию, лишь бы они выбрались за кордон.

Нервничал и Станкевич. Слишком много знали эти двое, чтобы отдавать их в руки прокуратуре. Он даже хотел позвонить Фомину, дабы тот проследил за их переправкой через границу, но Кузьма его отговорил. Ненужный шум ни к чему.

Геннадий Генрихович позвонил в Женеву, помощнику Редли, который курировал эту группу, и предупредил его: ребята наследили и их важно на время куда-нибудь отослать, изменить паспорта и внешний вид.

Наутро раздался долгожданный звонок из Вильнюса. Гости прибыли благополучно, в 12.45 они отбывали в Вену. Кузьма попросил позвонить, когда они улетят.

— Ну вот, а ты волновался! — весело сказал он Хозяину. — Ну что, ехать в Воронеж?

— Успеется. Надо решить все вопросы здесь.

Станкевич с утра был не в духе.

— Санин хоть и трус, но самомнение у него большое, — проговорил за завтраком Кузьма. — Убирать его, по-моему, нет смысла. Третий труп вице-премьера наделает много шума. Поэтому надо лаской и деньгами.

— Его — деньгами? — накалился Станкевич. — Я бы придушил этого ворюгу собственными руками.

— Э, да ты, брат, совсем не в форме! — удивился Кузьма. — Не забывай, там тесть — генерал МВД, и Санин считает, что с такой опорой он может спокойно послать тебя подальше. А начнутся разборки, тесть ввяжется, и мы заварим такую кашу из шрапнели, что все зубы переломаем. Все же нормально. Санин — наш. Ну повздорили немного, Виталик залупился, но он же понимает, что вытянул козырного туза. Тут мы его недооценили, надо это признать, умаслить его самолюбие, и он станет как шелковый. Я понимаю, что Шелиша с Кроминым купить было невозможно, хоть ты этого и хотел. И дал бы, сколько ни запросили. Так чем хуже Санин? Тем, что глупее и жаднее? Так это еще лучше.