— Но… ты же… — повторила она.

— Аля! Не мучай меня! — подпустив в голос трагичности, взвыл мужчина. — Я и так еле дожил до нашей новой встречи, а ты… вместо того чтобы обнять меня после долгой разлуки — встречаешь странными обвинениями!

— Так значит, ты только вернулся с каникул? — окончательно потерялась во времени и пространстве девушка. О золотистом ящере она и думать забыла. — Я не понимаю, что со мной! Не могу ничего вспомнить, — пожаловалась она Костику.

— Это ничего, девочка моя. Это пройдет. Только не волнуйся. Иди ко мне: я так соскучился!

Алька невольно потянулась к тому, кто сейчас казался ей единственной надежной точкой опоры в рассыпающейся, размытой реальности. Мужчина тут же присел рядом, затянул девушку к себе на колени, прижал ее голову к своему плечу и припал к губам в далеко не братском поцелуе.

Поцелуй, в отличие от слов, был жестким, холодным, почти равнодушным. Как ни странно, но именно это окончательно убедило Алию, что рядом с ней — ее Костя. Ее идеальный красавчик, мечта девчонок всех пяти курсов университета. Только он умел целовать ее так: одновременно и жадно, и безэмоционально. Забирая все — и не давая ничего взамен. О, как надеялась она согреть это холодное сердце, как мечтала растопить его ледяную броню!

Но сейчас что-то в ней противилось этому поцелую. Этим сильным объятиям, в которых не было ни капли заботы, ни искры тепла. Словно она, Алия, знала другие объятия — страстные, согревающие. Словно ее губы помнили другие поцелуи, в которых были и нежность, и тепло.

— Постой! Я так не хочу. Так неправильно, — попыталась отстраниться она.

Лицо мужчины исказила гримаса недовольства. Он позволил Альке чуть отодвинуться, но с колен все равно не спустил. Поймав ее взгляд, заговорил: медленно, проникновенно, убедительно:

— А как правильно, любимая? Скажи мне, что не так? Разве ты не видишь, как я истосковался по тебе? Не чувствуешь, как я хочу тебя?

Алию разрывали противоречивые чувства. Ей хотелось верить Косте — очень хотелось! Это было так похоже на исполнение ее надежд. На сбывшуюся мечту. Но сомнения не отступали, терзали разум и сердце: Костик никогда не называл ее любимой! Никогда не говорил, что скучает, что хочет близости. Он просто приходил к ней, как к себе домой. Брал ее, зная, что не откажет: не сможет отказать. И так же уходил, даже не приласкав напоследок, не дав ни словом, ни жестом понять, насколько хорошо ему было. Да и было ли?..

Пока она пыталась разобраться в этих обрывочных мыслях и воспоминаниях, круживших и без того затуманенную голову, мужчина вновь притянул ее к себе, начал целовать: жестко, требовательно, словно пытаясь вырвать силой согласие. Это было и сладко, и больно одновременно. Девушке не хватало энергии сопротивляться его напору. Она чувствовала, что вот-вот покорится мужской настойчивости.

* * *

Драконы торопливо обследовали одни покои за другими. Залы, спальни, кабинеты, библиотеки, гостиные…

Агниэль с Братьями по Силе едва успел ступить в длинный коридор второго этажа, как его полоснуло болью — такой пронзительной, что из глаз посыпались искры. Он покачнулся, шагнул к стене, прислонился к ней спиной, пытаясь удержать уплывающее сознание.

— Алия… Она с мужчиной, — сообщил Тэрриэлю неразборчиво: губы онемели и почти не слушались.

Боль вспухла и разрослась в грудной клетке, заполнив до краев легкие, оглушив на пару мгновений магического зверя.

— Ты как, Агниэль? — его подхватили сильные руки Тэрриэля, помогли добраться до ниши, в которой обнаружилась пара огромных кресел, больше похожих на диванчики.

— Задыхаюсь, — прохрипел Огненный. — Воздух… горит…

Старшие Драконы окружили Огненного, переглянулись растерянно. Никто не знал, чем и как помочь в этой ситуации. Такого просто не было! Ну, то есть, бывало — но не со Старшими Драконами, да и то — раз в сто оборотов. Дракон никогда не посягнет на чужую Арейю, а от людей мужчины крылатого племени своих Избранниц увозили и укрывали надежно.

— Ауриэль! Попробуй охладить воздух. Аквириэль! Создай пар. Быть может, влажный холодный воздух поможет, — распорядился Тэрриэль.

Братья по Силе тут же призвали свои стихии и окутали Огненного облаком обжигающе-ледяного пара.

Боль немного отступила. Агниэль со стоном втянул воздух.

— Она не могла, — не открывая глаз, просипел обожженным горлом. — Арейя не могла предать меня. Не понимаю…

— Ты, главное, держись, Брат, — услышал сквозь шум в ушах голос Старшего Дракона Воды. — Не позволь стихии завладеть тобой.

— Нужно найти Алию как можно скорее, — Тэрриэль вышел из ниши, чтобы передать указание помощникам.

Огненному казалось, что он почти отдышался и вот-вот сможет встать. Он даже взялся за подлокотники, чтобы опереться, и тут его накрыло новой волной боли. Магический зверь внутри взвыл, взметнулся, требуя выпустить его на волю, напитался огнем так, как никогда ранее. Начал обрывать нити, сковывающие, подчиняющие человеческому разуму его волю.

— Не смей оборачиваться драконом, Агниэль! — донеслись до рыжего гиганта, запертого в пламенном круге страдания, чьи-то слова. — Не дай волю Стихии: она уничтожит все и всех!

«Не давать свободы огню. Не выпускать контроль. Держаться», — повторил про себя Огненный, чувствуя, что сознание угасает. Последним усилием воли он отключился от ощущений тела, терзаемого болью, выдернул себя, свое сознание из материального мира и ушел в мир духа. Там не было необходимости дышать. Там он мог видеть без глаз и слышать без ушей. Там он все еще мог бороться со стихией, которая, почувствовав слабость своего главного тюремщика, готовилась выплеснуть в мир драконов свою испепеляющую мощь… И там же его ждала другая боль — от рвущихся, лопающихся, словно натянутые струны, сгорающих в магическом огне нитей, связывающих его душу с душой Арейи.

* * *

Алька поймала непривычно властный, давящий взгляд Константина, и застыла, не в силах пошевелиться. Мужчина словно обрел власть и силу — стальной, несгибаемый стержень — и сейчас сверлил ее, Алию, цепким взором, в котором смешались похоть и требование подчинения.

— Раньше ты таким не был, Кость, — жалобно шепнула она. — Почему ты так изменился?

— Я понял, что ты нужна мне, — отозвался мужчина тоном, не оставляющим сомнений. — Разлука пошла мне на пользу. Я осознал, как ты дорога мне, любимая. Не отталкивай меня, малышка.

Он снова потянулся к ее губам, принялся терзать их, нажимая, покусывая, настойчиво требуя открыться, впустить его язык в ее рот.

Девушка со стоном сдалась на милость победителя. Откинулась в его сильных руках, расцепила стиснутые зубы, позволила языку мужчины проникнуть внутрь. Отдалась рукам, впившимся в ее запястья. Захныкала, без слов умоляя быть мягче, выпрашивая ласку. Сильные пальцы Костика одну за другой расстегнули пуговицы на корсете её платья, проникли под жесткую ткань, принялись сминать упругие холмики грудей, теребить напряженные, затвердевшие соски. Эти острые, почти болезненные ощущения дурманили и без того затуманенную голову.