После выступления чехословаков в Самаре эсеры тут же образовали Комитет членов Учредительного собрания (Комуч) и начали формировать собственную антибольшевистскую армию.

Один из создателей Чехословацкого корпуса, командир его 1-й дивизии генерал Станислав Чечек писал в приказе: «Наш отряд определен как предшественник союзнических сил, и инструкции, получаемые из штаба, имеют единственную цель — построить антинемецкий фронт в России в союзе с целым русским народом и нашими союзниками».

Таким образом, чехи оказались всего лишь в 60 верстах от позиций донцов, теснивших красных к Царицыну. Если бы Краснов пошел на контакт с чехами и соединился с союзниками, Германия получила бы второй фронт на Дону, где у нее к тому времени оставались лишь слабые пехотные части. Можно было бы не сомневаться, что в этом случае Добровольческая армия активно выступила бы на стороне атамана и чехов.

Однако Краснов поспешил заверить представителя рейхсвера майора фор Стефани в лояльности донцов и запрете пропуска через свою территорию чешских подразделений. Что было вскоре премировано немцами возвратом Украиной Таганрогского округа. У гетмана-марионетки его мнения вообще никто не спрашивал.

Пока не восстали чехи, немцы позволяли себе смотреть сквозь пальцы на русские карнавальные шалости с переодеванием и делали вид, что не знают, куда идет оружие и куда набирает добровольцев вербовочный центр в Киеве. После ряда екатеринодарских газетных публикаций о необходимости объявления войны прогерманской Украине и изгнания немцев (чувствуется стиль прибывшего на Кубань блистательного журналиста Василия Шульгина) майор Кохенгаузен жестко потребовал от Краснова, чтобы атаман надавил на Деникина с тем, чтобы «он прекратил газетную травлю гетмана Скоропадского и возбуждающие против немцев статьи».

В частности, Шульгин в газете «Киевлянин» (вскоре закрытой немцами) писал: «Так как мы немцев не звали, то мы не хотим пользоваться благами относительного спокойствия и некоторой политической свободы, которые немцы нам принесли. Мы на это не имеем права… Мы — ваши враги. Мы можем быть вашими военнопленными, но вашими друзьями мы не будем до тех пор, пока идет война».

Как признался сам Краснов, «генерал Деникин не обратил внимания на просьбу атамана». Тогда на Дону были поставлены жесткие кордоны, все офицеры вербовочного центра в Киеве были арестованы, добровольцы задержаны, Эйхгорн потребовал немедленного возврата всех военнопленных, подданных Австро-Венгрии. То есть бойцов чешского Инженерного батальона Добрармии капитана Ивана Немечека.

Но с Деникиным подобное не проходило. Командующий заявил, что защиту своих соратников считает вопросом чести и что, несмотря на желание избегать столкновения с немцами, он не остановится в случае нужды даже перед боем.

Тем временем немцы лихорадочно пытались создать на юге подконтрольные себе национальные русские подразделения, которые могли бы реально противостоять как неподконтрольным красногвардейцам, так и непонятным белогвардейцам, в случае их выступления на стороне Антанты.

В Киеве началось формирование так называемой «Южной армии» при самой тщательной опеке германских военных.

В конце июля с Дона прибыл бывший петербургский присяжный поверенный и член «Русского Собрания» Михаил Акацатов, который с полковником лейб-гвардии Конного полка герцогом Георгием Лейхтенбергским (председатель Общества ревнителей истории) приступил к сколачиванию организованной вооруженной силы в составе пехотной дивизии военного времени с конницей и артиллерией. Монархическая направленность «армии» особо оговаривалась с немцами и подчеркивалась шевроном на шинели из бело-черно-желтых «имперских» цветов. Снабжая оружием из секретного военного фонда, оккупанты ставили условие: офицеры этой «армии» должны были обещать воевать только против большевиков в Богучарском уезде Воронежской губернии в союзе с войсками генерала Краснова (в его лояльности уже не сомневались). Если же офицеры «армии» условие нарушат и захотят объединиться с Деникиным, они будут обязаны оружие вернуть.

Монархисты предложили возглавить будущую «армию» генералу Келлеру, отказавшемуся переехать к Деникину. Тот и в этот раз отказался: «Здесь часть интеллигенции держится союзнической ориентации, другая, большая часть — приверженцы немецкой ориентации, но те и другие забыли о своей русской ориентации».

За лето 1918 года на Украине было открыто 25 вербовочных бюро, через которые в «Южную армию» завербовались около 16 тысяч добровольцев, 30 % которых составляли офицеры. Еще около 4 тысяч ушли через бюро в Добровольческую армию Деникина через Дон.

Как вспоминал герцог Лейхтенбергский, он написал генералу Деникину о том, что «Южная армия» готова к совместным действиям с «добровольцами» против общего врага — большевизма. На это был получен сухой и вежливый ответ от главкома Добрармии: «Добровольцы совершенно самостоятельны, ни в чьей помощи не нуждаются, а о совместных действиях можно будет говорить только тогда, когда «Южная армия» освободится от иноземной зависимости и обязательств».

Вряд ли Деникин просто так стал бы разбрасываться немногочисленными союзниками, завязнув в боях на Кубани и в Ставрополье. Скорее всего, хорошо помня опыт генерала Корнилова, окружившего себя откровенными проходимцами и авантюристами, не хотел наступать на те же грабли в случае с этим явным «троянским конем» рейхсвера. Да и сам вряд ли верил в боеспособность «армии», сделавшей ту глупость, на которую не пошел сам генерал — объявившей о своих монархических целях. Это значило заранее оттолкнуть от себя крестьянство, рабочих и либеральную интеллигенцию. Компрометировать себя открытым сотрудничеством с непонятными личностями германской ориентации в ожидании обещанной помощи от Антанты Деникин не собирался.

Параллельно немцы занялись формированием так называемой «Астраханской армии» из представителей крайне правых монархических групп, возглавляемых атаманом Калмыцкого казачьего войска (образовано в сентябре 1917 года из астраханских калмыков) полковником князем Данзаном Тундутовым (нойон Малодербетовского улуса Астраханской губернии). Характерно, что 11 июня на Дон к Краснову из Киева нойон прибыл в компании уже знакомого нам из окружения Корнилова Ивана Добрынского, когда-то обещавшего патрону «по первому сигналу выставить до 40 тысяч горцев и направить их куда пожелает Корнилов», что окончательно убедило Деникина в авантюрности и этого «германского проекта».

Неудивительно, что с Красновым они нашли общий язык, особенно на почве доставленной ими ноты командующего оккупационными войсками на Украине фельдмаршала Германа фон Эйхгорна, настаивавшего на скорейшем образовании Юго-Восточного союза (естественно, под германским протекторатом) и удалении с Дона Добровольческой армии. Или хотя бы смене ее антигерманского командования.

Понятно, что сменить командование Добрармии было утопией, но разрешение на формирование «Астраханской армии» в районе станицы Великокняжеской (Сальский округ), где компактно проживали донские калмыки, Краснов дал. С удовольствием отметив, что армия обязывалась воевать под почти «деникинскими» лозунгами «За веру, царя и Отечество» и «Великая, Единая и неделимая Россия». За «веру» было особо актуально для буддистов калмыков.