Она точила свой нож, наверное, целый час, и он был уже острее любой бритвы, но девочка не прекращала своей работы.

— Сначала давай доберёмся до Мемфиса, а когда будем за день нуги до него, станем решать, — ответил Ахилл и вновь повернул вертел.

— Послушай, — задумчиво произнесла девочка, вправляя нож в ножны на ремне сандалии и откладывая точильный камень. — Я так и не поняла про этого ящера. Моа тебе рассказал потом, после того как ты убил зверя, что он приходил сюда раз в три-четыре года...

— Именно так, — кивнул герой. — Обычно они сперва слышали его рёв внизу, возле плато, и успевали приготовить жертву. Он сжирал её и через три дня, ни раньше, ни позже, как правило, приходил снова. Иногда и в третий раз, так что готовили ему «на закуску» обычно троих юношей, но чаще всего третьему везло. На этот раз первым не повезло верблюду — «Дух пустыни» не подал голос вовремя... А последним не повезло самому «Духу», чему теперь радуется всё племя.

Авлона наморщила нос, потом с недоумением провела ладонью по лбу.

— Не понимаю. Как же ящер приходил так редко? Ведь не раз в три-четыре года ему хотелось есть? И где он жил?

— Я думал над этим, — Ахилл достал из-под циновки и развернул перед маленькой амазонкой карту. — Вот, видишь: здесь и здесь отмечены ещё два оазиса. Они далеко от караванных путей, люди здесь явно не бывают, египтяне уж точно туда не ходят — незачем. Оазисы, если доверять карте, большие. Наверняка там водится живность — возможно, козы, кролики, мало ли, кто ещё. Думаю, наша ящерка жила в одном из этих оазисов. Говорят, когда-то было много разных диковинных зверей, но постепенно они вымерли. Этот, очевидно, уцелел. Может, там и ещё такие звери есть, не знаю. Скорее всего в засушливые годы, когда зверья в оазисе становится меньше, «Дух пустыни» покидал свои места и искал, где поживиться, рыскал по другим оазисам. Как-то набрёл на этот. А ему тут обрадовались — стали кормить третьими сыновьями! Он и повадился сюда в тяжёлые времена. Пересекать пустыню на такое расстояние, думаю, и ему нелегко было, однако голод и не туда погонит. Ну, а потом, пару раз набив пузо, зверь возвращался в родной оазис, где пугливые звери к тому времени теряли осторожность...

— Но если ящер родился от кого-то, — с той же задумчивостью сказала Авлона, — то он, значит, был не один. А вдруг есть другие? Вдруг они тоже придут сюда, к бедным туарегам?

— А вот это нас уже не касается! — воскликнул герой. — Их тут, по меньшей мере, человек шестьдесят крепких, сильных мужчин. И они уже знают теперь, что ящера можно убить. Пускай сами разбираются.

У входа у хижинку послышался шорох.

— Ты здесь, великий победитель ящера? — проговорил кто-то негромко.

— Это ты, что ли, Эша? — герой повернулся к тёмному входному отверстию. — Да, я здесь — где же мне быть? Что тебе надо? Входи.

Чёрная физиономия просунулась в отверстие, и блики огня отразились в ней, как в полированном дереве. В последние дни Эша всё чаще заходил к «светлому великану».

— Ты давал мне жить, моя жить теперь твой! — то и дело повторял мальчик.

— Ты что? В рабство себя предлагаешь? — отшучивался герой. — Но мне сейчас негде и некогда торговать рабами, а своего дома у меня в Египте нет!

— Эша ходи с верблюдай проводник! Эша делай, что ты хотеть. Не надо много лепёшка, не надо много воды — только ходи с тобой!

...Впрочем, в этот вечер, юноша явно принёс какую-то важную весть.

— Что случилось? — спросил Ахилл, видя, что мальчик не заходит в хижину.

— К тебе пришёл человек, — сказал Эша.

— Какой человек? — Ахилл привстал, поняв по топу юноши, что речь идёт о ком-то нездешнем. — Откуда он взялся?

— К тебе пришёл египтянин. Можно его впустить?

Рука героя сама собою потянулась к лежащему у стены копью, и он тут же её отдёрнул — пришёл один-единственный человек, а он хотел схватиться за оружие! «Нервы никуда! — подумал Ахилл. — Просто позорище!»

И вслух сказал:

— Само собою, впусти его, Эта. Не ждать же ему, пока я поужинаю.

Туземец исчез, затем у входа в хижину прошуршали быстрые шаги, и в проёме показалась фигура человека в одежде египетского воина, с коротким копьём в руке. В это время струйка жира стекла с ломтика мяса в огонь, рыжие язычки вскинулись выше и запылали ярче, и свет упал на лицо вошедшего. Но Ахилл и так уже почти догадался, кого ему предстоит увидеть.

— Нам с тобой друг с другом не расстаться! — воскликнул он. — Зачем ты здесь, Яхмес? Что случилось?

Молодой египтянин прислонил к стене копьё, поклонился и молча подошёл к очагу. Его лицо осунулось и словно посерело от пыли и ветра. Глаза запали, губы были совершенно сухими.

— Колодец пуст, — произнёс он хрипло. — Вы, наверное, тоже не смогли из него напиться. Он, видно, давно высох. У меня был большой запас воды, но к последнему дню пути осталось только два-три глотка. Пища кончилась ещё раньше. Я не стал ничего просить у туарегов — сразу сказал, что мне нужен ты, Ахилл... Можно мне напиться и поесть, а потом уже всё тебе рассказать?

— Конечно, — троянец привстал и указал юноше на охапку травы. — Садись. Вон, в тыквенной бутыли вода. А вот мясо того самого ящера, в честь которого был назван этот оазис. Несколько дней назад эта тварь сюда наведалась, но ей не повезло. На вид он был гнусен, но мясо у него очень даже неплохое.

И, сняв с очага вертел, герой ножом стянул с обугленной палки два румяных куска и протянул их гостю на сложенном вдвое пальмовом листе.

— Ты убил его! — египтянин глубоко вздохнул и затем усмехнулся: — И я хотел взять тебя в плен!

— Так ведь и взял, — пожал плечами троянец. — Другое дело, что я не из тех, кто в плену остаётся. Ешь, Яхмес. Ешь и говори.

Юноша напился из тыквенной фляги, взял мясо и поданную Авлоной лепёшку и некоторое время ел, не поднимая головы. Видно было, что он поглощён не только едой, но и мыслью, как начать свой рассказ. Наконец он провёл тыльной стороной ладони по губам и проговорил, глядя на угасающее пламя очага:

— Мой дядя убит.

Ахилл нахмурился.

— Пенна? Кем убит? За что?

Яхмес вновь усмехнулся, вернее, почти всхлипнул и отвернулся.

— Если я вернусь, меня тоже убьют, — глухо сказал он. — Я такой же беглец, как и ты. Я надеялся застать тебя здесь и просить твоей защиты.

Приамид подумал, что ослышался или неверно понял египетские слова.

— Лукавый Пан! — вырвалось у него. — Просить защиты у меня? У меня?! А ты в уме? Ну-ка рассказывай всё по порядку и связно, или я вообще перестану тебя понимать.

Яхмес, видимо, овладел собой и уже спокойно продолжил:

— Мой дядя нёс караул возле береговой крепости вместе с ещё тремя воинами и помощником начальника крепости. Этого помощника зовут Нехеб, он был дружен с Ришатой, которого застрелила твоя маленькая спутница. Караул был ночной, и дядя удивился, что Нехеб сам пошёл в дозор — такому большому человеку нет в этом надобности. Потом тот приказал Пенне и другим воинам остаться у ворот и сказал, что пойдёт проверить, как несут дежурство воины, охранявшие пристань. Тут Пенна удивился ещё сильнее: можно было послать любого из воинов, а уж если самому идти, так кого-то с собой взять.