Всю дорогу до Чужого Рост и Ким молчали. Оба обдумывали то, что видели ночью, что произошло утром, и не торопились высказываться. Привычный с детства обмен впечатлениями на этот раз был вытеснен глубоким, каким-то очень взрослым прочувствованием и такой же неторопливостью мнений. Ростику показалось, что пару раз Ким даже воздух в легкие набрал, но ничего в итоге так и не высказал.

С тем и прилетели к воротам Чужого. Теперь Ростику следовало работать. И он стал собираться. Жаль, не было его «переговорного» тюфяка, но когда-нибудь от этих атрибутов официального посещения все равно пришлось бы отказаться, так почему не сейчас?

Едва Ростик, оставив Кима у лодки, вошел в город, ему бросилось в глаза, что иглохвостых попугайчиков стало меньше. А ведь осенью их должно быть куда больше, чем весной… И жителей стало меньше, даже всегда попадающиеся на глаза червеобразные Махри, которые, казалось, не умели перемещаться группами меньше чем по двадцать-тридцать особей, теперь ползали по каменным плитам в одиночку. В общем, в городе было грустно.

Ростик хотел сначала найти ребят, которые тут работали на гелиографическом посту, обеспечивая связь Боловска с Одессой, но, как он ни ходил по соседним с воротами домам, как ни голосил, так никто и не отозвался. Не добившись успеха, он немного обеспокоился, но делать нечего, отправился на площадь перед библиотекой.

До библиотеки он дошел не в одиночестве. Так получилось, что в одном из переулков его увидела троица Широв, и самый высокий из них, заслонив от Ростика того, который нес на плече цветок, повел человека, обозначая требуемое направление довольно императивными жестами.

Потом они спустились в какие-то подземелья, потом снова вышли на улицу и вдруг поднялись на самый верх высокой башни. Тут навстречу Ростику и вышла из какой-то полутемной ниши привычно раскачивающаяся фигура, задрапированная в расшитые шерстяными нитками и стеклянными бусами одежды. Плечевой цветок был не виден, хотя все остальные «цветоноши» горделиво выставляли его на всеобщее обозрение, и по этой причине, да еще по странному подобию человеческого поклона Ростик понял, что видит перед собой старинного друга, если так можно сказать, Марамода, или, если догадка о том, что цветок на плече был знаком женщины, старинную подругу… В общем, ту персону, с которой человечество через Ростика пыталось договориться с жителями Чужого.

Он тоже поклонился, и они прошли, минуя короткий коридорчик, в помещение, на удивление похожее… на обычный начальственный кабинет. Вот только мебель была высоковата для людей, и было ее немного, и была она не деревянная, а плетеная, но при этом и какая-то окаменевшая. Ростик не поверил своим глазам – но в камне были отчетливо видны стебли травы, образующие красивый, хотя и странный, на Ростиков вкус, орнамент.

Пока он осматривался, Марамод терпеливо ждал, потом попытался улыбнуться, раскрыв свои ужасающие челюсти, взял Ростика за руку и подвел к стене. Впрочем, это была не стена, это был… восковой щит, размером с хорошую классную доску. Под щитом находились заостренные деревянные палочки, одну из которых Марамод и взял в руки. Ростик поколебался и вытащил из ножен шип странной рыбины. Так начались переговоры, началась работа.

Сначала Шир Марамод нарисовал вполне узнаваемую карту залива, причем почти по-человечески обозначив север наверху, Чужой город посередине, а ниже его Боловск. Потом прочертил справа, километрах в ста с небольшим, если принимать на глазок выбранный масштаб, извилистую полосу, означающую, несомненно, ту самую реку, на которой, по словам капитана Дондика, люди строили фабрику по производству бумаги. За рекой Шир вдруг принялся рисовать множество фигурок… Ростик приблизился к восковой поверхности. Это были крохотные, почти неразличимые человеческими глазами изображения бегимлеси.

Тогда Рост не выдержал. Он нарисовал, как мог, одного пернатого в более удобном для себя масштабе и пририсовал к нему знак вопроса. Тогда Шир, подумав, провел от этого изображения двенадцать линий, разбросанных веером, а потом от окончания одной из этих двенадцати линий стал рисовать квадрат точками. Когда он завершил свой рисунок, квадрат у него получился со стороной в сто сорок четыре точки. Вероятно, это соответствовало двадцати одной тысяче. Произведя несложные перемножения, получалось, что общее число существ, которых Рост изобразил как пернатых бегимлеси, составляло в восточной части их региона около четверти миллиона душ.

Рост поклонился Ширу за эту ценнейшую информацию и прибавил к заливу зигзагообразное изображение Олимпийской гряды. Потом стал разбрасывать по полученной поверхности двенадцать квадратиков. Шир Марамод пересчитал их, демонстративно тыкая своим стилом в каждый, посматривая по очереди на Ростика разными глазами, добавил кое-что к гряде непреодолимых холмов, а затем вдруг все их затер и обозначил на полуострове пернатых семь квадратиков, а за грядой еще пять. Причем последние пять он расположил не просто так, а два в дальней части Водяного мира и три оставшихся очень кучно в районе горы, названной Олимпом, где находился единственный известный людям проход за эту гряду. Потом, еще раз раздвинув свои жвала, Марамод нарисовал неуклюжий вопросительный знак.

Ростик еще раз поклонился, в самом деле, информация, предложенная зеленокожим, могла оказаться чрезвычайно полезной. Но ее можно было и развить, поэтому он, как мог, изобразил хвостатого двара. Но на все его старания Шир лишь гротескно, но от этого не менее выразительно дергал носом и качал головой влево-вправо. Более определенного отрицания Рост мог и не дождаться. Тогда, на случай, если Шир его не понял, Рост нарисовал, как он полагал, двариху, с ярко выраженными сосками, идущими почти от шеи вниз, и с выраженным кругом в районе брюшины… И снова получил тот же ответ. Шир Марамод определенно понял, что Рост хотел получить ту же оценку численности ящеров, но либо не располагал ею, либо не желал выдавать.

Уже ни на что особенно не надеясь, Рост изобразил волосатика, подобного Винторуку. Он еще не завершил рисунок, а три Шира, которые привели Ростика к Марамоду и которые вошли следом за ним в кабинет, принялись о чем-то весьма тревожно попискивать. А зеленокожая красавица с цветком даже попыталась что-то пририсовать тонким, ухоженным коготком на трехпалой ручке… Значок ее был сложен, больше напоминал иероглиф и ничего Ростику не говорил. Но ощущение тревоги, даже, пожалуй, страха, у него определенно закрепилось.

Тогда, осознав, что Ростик не понимает их знака, Марамод нарисовал вокруг волосатика характерный картуш, который мог изображать и клетку, и носилки, и повозку, и все, что угодно, а потом длинной, энергичной стрелкой вывел это изображение за пределы их самодельной карты. Яснее их мнение рисунком показать было трудно. Ростик призадумался. Не вызывало сомнения, что отношение к волосатым у Широв было в высшей степени негативным, но какова была его причина? Об этом не возникало даже случайного предположения. А потому Рост решил об этом не спрашивать.

После этого Шир Марамод долго крутил головой, что-то негромко бормотал про себя, а через несколько минут вообще ушел. Должно быть, сообщение Ростика было слишком неожиданным для него, у него возникла необходимость обсудить новую информацию с кем-то, может быть, более информированным, чем сам Марамод.