– И получают они его из живых, красивых деревьев… Много его нужно? – спросила Любаня.

– Как ни странно, не очень. Но его очень много требуется для ружейных патронов. Их необходимо делать из того же латекса.

– Да ну? – удивился Ростик. И тотчас понял, что, если бы как следует подумал, непременно догадался бы сам, что топливо и эти патроны имеют одну основу.

– Только добавки другие, так сказать, без замедлителя. И еще почему-то в патроны нужно добавлять алюминий или очень чистое железо. В универе сказали, тогда образовавшийся плазменный шнур имеет большую устойчивость.

– Плазменный, – произнесла чуть не по буквам Любаня. Впрочем, она думала о своем.

– Что в итоге получается? – спросила мама.

– А вот что.

И Ким, вывернув нагрудный карман летной куртки, выложил прямо на матерчатую салфетку, лежащую рядом с его тарелкой, два кубика и две таблетки размером со старую копейку. Один из кубиков был светлее, и запах от него поднимался совершенно незнакомый. Второй был черен, даже поблескивал, как влажные покрышки на автомобиле, и создавал амбре смеси спирта с резиной. Догадаться, какой из кубиков был произведен человеческими руками, труда не составляло.

А вот с патронами было сложнее. Они почти не отличались по цвету, разумеется, были совершенно равновеликими, и лишь крохотные блестки алюминиевой пудры, отражающие свечной свет, подсказали Ростику ответ.

– Правильно, – с удовольствием рассмеялся Ким. Он был доволен, словно принес не новость, имеющую, без сомнения, стратегическое значение, а забавную загадку. Которую его друг тем не менее легко разрешил.

– Проверял? – спросил Рост.

– Как раз сегодня целый день возился с этими изделиями, – Ким кивнул на кубики и таблетки. – Скорость на нашем топливе падает, конечно, но не больше, чем на семь-десять процентов. И то при очень обогащенных топливных режимах, то есть на предельных скоростях. Скажем так, вместо ста километров я могу достигнуть только девяносто.

– Чтобы достигнуть этих ста километров, – отозвался Ростик, – нужно год тренироваться.

– Вот и я о том же. Молодых пилотов это ухудшение качества не затронет, они его просто не поймут.

– А патроны? – спросила мама.

– С патронами еще лучше. Правда, цвет лучей стал какой-то серый, как у пернатых, и иногда шнуры как-то сникают на половине обычной дистанции… Но очень редко.

Потом он все убрал. Ростик хотел предложить другу опробовать заряд на заднем дворе, чтобы самолично убедиться, что его ружье стреляет и на человеческом патроне, но, взглянув на маму и Любаню, от своей идеи отказался. У них был такой отрешенно-довольный вид, ими хотелось любоваться подольше.

– Какие еще в свете чуда? – спросила мама. Она вдруг осознала, что семья очень давно не собиралась вот так, за столом, с разговорами о житье-бытье.

– Мы в последний день моего пребывания в Одессе отогнали одно морское чудище, – проговорил неистощимый Ким.

И рассказал про Фоп-фолла. Пару раз Рост вмешивался и добавлял существенные, на его взгляд, подробности. Собственно, он об этом уже рассказывал, но сейчас был такой хороший вечер и тема подходящая, поэтому послушали всю историю еще раз. Тем более что, направляемые расспросами мамы, они куда подробнее, чем прежде, описали загипнотизированную толпу на причальной стенке.

– Но никто из них не испытал того, что досталось Антону, – заключил Ким.

– Не знаю, – призналась мама, – для анализа этой штуки психотерапевт нужен, и с отменными навыками внушения.

– Думаешь, он разберется? – спросил Рост с сомнением, но и надеждой.

– Придет время, выясним, – произнесла Любаня.

Вот это было дело. Это было правильно.

– Пожалуй, выясним, – согласился Ростик. – Если никто не помешает.

– Кто, например? – поинтересовалась мама.

– Вообще-то, – Рост, давно закончив второе, наконец взялся за вожделенный компот, – я имел в виду руководство.

– Стоп, – решил сменить тему Ким. – Тебе же Рымолов нравился.

Тогда Ростик рассказал, как все проходило в Белом доме. Пару раз его рассказ прерывал взрыв хохота, но в общем, когда все кончилось, стало невесело. Любаня даже заметила:

– Какие-то они у тебя все идиоты.

– Пожалуй, так и есть, – вынужден был признать Рост.

– Только за этот идиотизм, – поддержал друга Ким, – платить придется нам. – Он подумал, допил свой компот. – Да, вопрос только в цене за недомыслие…

– Что для вас цена? – вдруг резко отозвалась Любаня. – Настоящую платим мы – матери и жены.

Ростик поправил свечку. Она хоть и была отлита из чистого воска, но почему-то вздумала коптить. При этом он изо всех сил постарался выглядеть беспечным.

– Любань, мы же не из-за любопытства всюду лезем.

– Он, – мама внимательно смотрела на Ростика, указывая пальцем на отцовскую рацию, которую Ростик в последнее время перетащил в большую комнату, чтобы подслушивать рабочие переговоры ближних к городу патрулей, – мне всегда то же самое говорил.

С мамой было не поспорить. Она всегда все знала не хуже, а может, и лучше.

– Ладно, и для любопытства тоже. Но не только. А чтобы выжить. Чтобы мы все выжили, весь город.

– Мальчик будет, – сказала Любаня, положив руку на свой живот, – я с ума сойду.

Рост рассмеялся ей в тридцать два зуба.

– Ты его только роди, а мама, с тобой на пару, конечно, сделает из него исследователя, охотника, покорителя всех чудес Полдневья, настоящего торговца жизнью.

– Что это значит? – удивилась Любаня, она не слышала этого выражения.

Пришлось объяснить, и с подробностями. Мама подозрительно и чуть устало посмотрела на него, на Кима, потом долго и любовно – на Любаню.

– Вы только послушайте этого «торговца жизнью» – «мама сделает»… – передразнила она. – Мы-то сделаем, а ты где будешь?

Вот сейчас его улыбка стала настоящей, без фальши. Он твердо знал, где будет, и это ему, что бы там ни говорили женщины, очень нравилось.

– Где-нибудь в округе. Постараюсь оказаться не очень далеко.

– Так я тебе и поверила, – буркнула Любаня, тем не менее начиная улыбаться в ответ. – Наверняка заберешься куда Макар телят не гонял.

Спорить было бы нечестно. Он и сам знал, что она права. Так уж он был устроен, и с этим ничего нельзя было поделать.