Майкл завизжал и стал подпрыгивать на заднице, расплескивая суп на пол.

— Сиди тихо! — прокричала мать.

После ужина Майкл и Гвен вымыли посуду и сложили в помятую сушилку. Юэн сидел на ковре, удобно устроившись на подушках, и слушал отголоски жизни на станции. Когда возня с посудой закончилась, дети подсели к нему поиграть в карты, а Джулия куда-то засобиралась. Выходя, она виновато посмотрела на мужа.

— Я обещала зайти к Кэтрин…

Казалось, она сама не сильно верит своим словам, но Юэн, как и всегда, не стал задавать вопросов.

— Пока, дорогая, — сказал он, не поворачиваясь.

Гвен, нахмурившись, посмотрела на отца. Тот перевернул верхнюю карту в стопке и открыл туза. Прошло не меньше секунды, прежде чем Майкл заметил и, торжествующе завопив, прихлопнул его туза ладонью.

Юэн взъерошил мальчику волосы, на что тот радостно засмеялся, и Гвен тоже ответила ему улыбкой.

Вечер прошел расслабленно и спокойно. Когда карты надоели, Юэн прочитал им сказку из довоенной жизни. У них была книга о приключениях пяти детей и собаки, и, хотя она была уже читана-перечитана, многое в ней по-прежнему казалось Майклу и Гвен странным, и они часто перебивали отца вопросами. Правда, вопросы со временем менялись: они уже спрашивали не «что такое маяк?», а «зачем кораблям были нужны маяки?». Юэн, как мог, старательно объяснял, но все равно такие понятия, как «мороженое» или «загар», были безнадежно утрачены.

Джулия вернулась, когда дети уже спали, осторожно зашла в хижину и быстро легла на нижнюю койку двухэтажной кровати, прямо под той, на которой спала Гвен. Юэн лежал с закрытыми глазами и вспоминал те далекие дни, когда они с женой ютились на одной койке и не хотели расставаться. Все это осталось в прошлом. Тяжелый труд и жизнь без надежды сломали Джулию; это была уже совсем не та женщина, что спустилась вместе с Юэном в туннели.

Юэн не спрашивал, куда она ходит по ночам. Ему и правда не хотелось знать, изменяет ли она ему или бежит от своих забот в жизнь подруги. Семья была для него единственным лучом света в этом темном царстве; только ради улыбок детей и их благополучия он мотался по туннелям, доставляя на другие станции важные письма и посылки.

Сон подкрался, как бесшумный убийца, и Юэн догадался о его приходе лишь наутро, когда на станции забили старинные часы, давным-давно принесенные кем-то с поверхности.

Итак, наутро Юэн и Майкл стояли на северном конце станции, перед черным зевом туннеля, а вокруг них по-утреннему тихо и неторопливо ходили люди. Мальчик, беспокойно ерзая, вглядывался в чернильную темноту, пока отец обменивался шутками с начальником станции Джоном и принимал от него мешок с посылками и письмами.

Забросив мешок за плечо, Юэн посмотрел на Майкла и увидел, что тот сжал губы и побледнел.

— Там так темно… — Мальчик показал на туннель.

— Только до первой лампочки, — улыбнулся Юэн.

— Мне страшно, — неохотно признался Майкл; ему не хотелось пасовать перед отцом.

Юэн приобнял сына одной рукой.

— Не волнуйся, малыш, со мной ты не пропадешь.

— Потому что у тебя есть нож?

— Нет, потому что у меня есть голова.

— Ну пап! — возмущенно сказал мальчик. — Голова у всех есть!

— Не у всех, Майк, у многих она — только видимость. Голова — это главное наше оружие.

— Почему?

— Когда мы узнаем что-то новое или решаем задачку, у нас работает мозг, который находится где? В голове. Ножи только и умеют, что резать, а автоматы — стрелять. А если сначала пустить в ход голову, оружие может вообще не понадобиться.

Майкл задумчиво переваривал эти слова.

— Пойдем, — Юэн шагнул вперед, и сын взял его за руку.

— Вот бы солдаты пустили в ход головы! — сказал он, глядя на отца. — Ну, то есть, до войны.

— Войну устроили политики, Майк. Солдаты только выполняли приказы.

— Могли бы и не выполнять.

— Могли бы, но в то время закон запрещал не слушать правительство. С их личной совестью никто не считался, а тех, кто не слушался, могли расстрелять.

— Да ну? — изумился мальчик.

— Да, вот так.

— Пап… — робко сказал Майкл, когда они вошли в жерло туннеля.

— Да, Майк?

— А вдруг там чудовища?

— Я тебя не дам в обиду, не волнуйся. Я всегда буду рядом.

— Обещаешь?

Юэн присел и посмотрел сыну в глаза.

— Обещаю, Майк. Для этого и нужны папы — чтобы защищать свою семью.

У курьера в Метро было две обязанности: доставлять почту и смотреть за состоянием туннелей — следить, чтобы всякая пакость не пролезла, а также сообщать о поломках. Вообще-то, работа — скучнее не придумаешь. Юэн убил немало времени в кромешной тьме, меряя шагами расстояние от лампы до лампы, считая шпалы и прислушиваясь к звукам туннелей. С Майклом было во всех смыслах светлее: и не так уныло, и не так темно, потому что он все время просил включить фонарь, не думая о том, что посадит батарейки.

Дорога на Сент-Джордж была недолгой, всего две станции на пути — Бьюкенен-Стрит и Каукедденс. Но для Майкла это было невиданное приключение, ведь он никогда не покидал своего дома на Сент-Инок: порядок предписывал детям оставаться на своих станциях, под строгим надзором родителей. Конечно, в туннелях было гораздо спокойнее, чем наверху, но от беды никто не застрахован. Помимо прочих опасностей, они легко могли заблудиться в темноте и забрести в какой-нибудь заброшенный служебный туннель. Жители метро усвоили этот печальный урок в первые же годы подземной жизни.

Юэн шагал бесшумно: он давно привык ходить в темноте быстро и тихо. Зато Майклу каким-то образом удавалось грохотать, как небольшой армии дикарей-оборванцев. Он так громко топал и так часто падал, что у Юэна заболели уши.

— Ой! — в очередной раз крикнул мальчик, споткнувшись о шпалу. — Пап, ну давай включим фонарь!

Юэн нажал кнопку, и синий луч светодиодного фонаря осветил туннель и рельсы. В этом свете Майкл, растянувшийся на полотне, был похож на привидение. Юэн протянул ему руку и помог подняться.

— Старайся идти по шпалам. Если поймаешь ритм — будешь реже падать.

— Я и стараюсь! Просто у меня ноги короткие.

— Нормальные у тебя ноги.

— Я все время промахиваюсь и бьюсь этой… как ее… щекоткой.

— Щиколоткой, — поправил Юэн. — А ты считай их на ходу, это тебе поможет.

— Попробую.

Они пошли дальше, и Юэн не выключал фонарь, пока они не дошли до первой лампочки.

Этот участок пути всегда был самым спокойным, но теперь, когда рядом шел ребенок, Юэн дергался от каждого звука спереди и сзади. Обычно по пути встречались другие ходоки, но в этот день никто не попался. Одиночество неприятно давило на Юэна, умножая чувство ответственности за мальчика.