— Папа, а вон та лампа светится по-другому! — произнес Майкл.

— Это Бьюкенен-Стрит.

— Ого! Станция? — восторженно завопил мальчишка, который в жизни не видел никаких станций, кроме своей.

— Да.

— У нас есть для них письма?

— Да, есть одно письмо от Розмари.

— Можно, я сам вручу? — Майкл прыгнул от радости и упал. — Ой!

— Не прыгай, тогда и падать не будешь.

— Ладно, но можно, я?

— Валяй, — мужчина улыбнулся в темноте и на ощупь взъерошил сыну волосы.

— Почта! — крикнул Юэн, когда они подошли к станции.

— Заходи, Юэн.

Охранник свесил ноги с края платформы и следил за их приближением.

— Нас сегодня двое.

— Что, взял себе ученика?

— Помощника по особым поручениям.

Майкл выпятил грудь от собственной значимости и безуспешно попытался дойти до конца туннеля, ни разу не упав. Охранник не удержался от улыбки, увидев в свете станционных огней малыша, важно вышагивающего впереди отца.

— У нас письмо от Розмари для… — Майкл растерянно оглянулся на Юэна, но охранник ответил раньше.

— …для Вернона. Они переписываются раз в месяц. — Он сложил ладони рупором и проорал на всю станцию: — Верн!

Затем он помог Майклу подняться на свободный край платформы между путями и рядом деревянных лачуг. Тем временем из одной лачуги вышел седой человек в синем комбинезоне и направился к ним.

Майкл помчался ему навстречу с письмом, написанным на обрывке коричневой бумаги, оторванном от картонки. Панический страх за сына на секунду уколол Юэна, но он прогнал его прочь. Бьюкенен-Стрит была хорошей станцией, и с людьми, жившими тут, ему было так же уютно, как дома.

— Вам письмо, сэр! — восторженно завопил Майкл.

Благодаря курьерам метро оставалось одним большим сообществом, а не горсткой разрозненных станций. Это была очень уважаемая профессия, хотя и опасная. Курьеров тренировали как солдат и старателей, рыскающих по руинам на поверхности.

— Спасибо, молодой человек, — важно поблагодарил мальчика Вернон, принимая письмо, и подмигнул Юэну. — Весь в отца!

— Надеюсь, — Юэн улыбнулся Вернону в ответ и повел Майкла на другой конец платформы, где горел огонь в большой железной печи, от которой под самый потолок тянулся залатанный дымоход. Три женщины жарили на плите яичницу с грибами, а четвертая склонилась над кастрюлей с грибным чаем, источавшей едкий аромат.

— Ну что, заморим червячка? — предложил Юэн сыну.

— Да!

Курьеров всюду принимали гостеприимно. Испытав это на себе, Майкл впервые понял, что его мир не ограничивается одной станцией.

Яичница и грибы жарились на сале, которое использовалось снова и снова, пока не становилось прогорклым. Но даже тогда оно давало еде приятный привкус, и его аромат казался божественным после туннелей, пропахших сыростью и плесенью. Отец и сын ели, опершись спинами о стену, отполированную за долгие годы сотнями других спин, потом передали пустые тарелки и кружки одной из женщин и снова отправились в темноту.

На этот раз Майкл шел тихо, и после первой лампочки Юэн не удержался и спросил:

— Ты чего затих?

— Ага.

— Я спрашиваю, почему?

— А… Просто стараюсь не упасть и смотрю на тебя.

— Ну смотри…

Они прошли еще немного, и тишину нарушали только прыгающие шаги Майкла. Юэн по привычке ступал, не издавая ни звука, как вдруг его посетила неожиданная мысль.

— А как ты видишь меня в темноте?

— Вообще-то, никак, — ответил мальчик очень серьезно. — Но если я вот так поверну голову и посмотрю краешком глаза, то вижу твой… этот… Твою тень в темноте.

— Силуэт.

— Да!

— Это называется боковое зрение.

— Бочковое зрение, — прилежно повторил Майкл, запоминая.

— Бо-ко-во-е!

— Бо-ко-во-е… Боковое?

— Да.

На Каукедденс было темно. Эта станция всегда чем-то напрягала Юэна, и ему совсем не улыбалось обнаружить ее в темноте, когда рядом с ним шагал его маленький сын. Почтальоны миновали последнюю туннельную лампочку перед станцией, и Юэн задумчиво снял с плеча автомат, взяв его наизготовку.

— Пап? — Голос мальчика неуверенно дрогнул.

— Тихо! Встань сзади. Тут что-то не так.

Майкл зашел за спину Юэну и взялся за полу его плаща, чтобы случайно не потерять отца в темноте. Юэн медленно пошел вперед, пытаясь различить хоть какие-то звуки, кроме шума, производимого мальчиком. Сердце колотилось, как бешеное, от тревоги за сына.

— Все в порядке, Майкл, не бойся, — прошептал он.

— Я знаю, пап. Ты же рядом.

От этих слов Юэн чуть не споткнулся, но тут же опомнился и снова вперил взгляд во мрак впереди. Темень была непроглядной и давящей; мальчику вдруг захотелось домой.

Юэн резко остановился, и Майкл по инерции уткнулся ему в спину.

Со стороны платформы слышался странный свистящий шепот, такой тихий, что слов не разобрать. Майкл придвинулся как можно ближе к отцу, а Юэн присел на одно колено, прижал к стволу автомата фонарь, но не включил его, а направил в черноту туннеля перед собой. Так они и ждали, а шепот впереди продолжался, наводя дурманящий морок, как мантра гипнотизера. Он нарастал и усиливался, будто говорил уже не один голос, а много. И тут впереди промелькнула тень, а потом что-то с гулким звуком стукнулось о рельсы. Майкл закричал от ужаса.

Яркий, режущий луч пронзил темноту. Юэн сощурился, пытаясь разглядеть хоть что-то за слепящим светом, а Майкл, зажмурив глаза и поскуливая от страха, вытащил из кармана перочинный нож и размахивал им в сторону невидимого врага.

— Курьер? — раздался сиплый, напряженный голос.

— Он самый. — Голос Юэна был ничуть не лучше, и он откашлялся, чтобы прочистить горло. — Это я, Юэн.

С той стороны помолчали, и свистящий шепот раздался снова. Юэн понял, что это часовой шепчется с кем-то на платформе.

— Кто там с тобой?

— Мой сын.

— Не маловат он шататься по туннелям?

Юэн не двигался с места и по-прежнему стоял на одном колене, направив ствол автомата на свет.

— В нашем деле надо начинать сызмала. — Тут Юэн приврал, но ничего лучше с ходу придумать не смог.

— Положите-ка оружие, братцы.

— Сначала сами покажитесь, — ответил Юэн, не пошевелившись.

— И то верно. Сейчас, погодь.