Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А чтобы не задержалась Смерть в доме, ударили топором полавке, на которой умер отец. Топор свят, он подобен секире Перуна, возжигающейновую жизнь. Не зря лезвия топоров украшают символами Грома и Солнца, не зряносят крохотные топорики-обереги. Смерть и всякая скверна пугается топора, еслидостойная рука поднимает его и чертит Солнечный Крест. Осенить этим знакомбольного, и выздоровеет…
…Вот обложили домовину горючим сухим хворостом и ещё устроиликраду – увитую соломой изгородь кругом костра. Жарко вспыхнет солома и непозволит увидеть смертным глазам, как раскроются двери в иной мир, как шагнёт внего покинувшая тело душа…
Старая мать и жёны-красавицы между тем приготовилипоминальную кашу, напекли румяных блинов, созвали родню. И вот Огонь,рыжекудрый Сварожич, легко охватил сухие поленья. Когда же всё прогорело, Людизалили угли брагой и квасом, стали носить землю и камни, пока не получилсякурган. Потом затеяли тризну – игры и состязания. И наконец начали пир, весёлыйи шумный, с задорными прибаутками и смешными рассказами о молодости умершего.
Ибо мёртвых тяготят горе и слёзы живых, мёртвые любят, чтобынад могилами веселились, пили и ели. На поминальных пирах всегда кладут ложкивверх чашечками, чтобы души прапрадедов, незримо собравшиеся за стол, отведаливкусную снедь. Вот откуда поныне обычай ставить возле могил еду, хмельноепитьё. А прибаутки и смех – это ли не победа над болью и страхом, это ли нежизнь, не продолжение жизни? А не затем ли жили пращуры и что-то доброе делалина зелёной Земле, чтобы продолжиться, как зёрнышко в пашне, стеблями иколосьями, ветвями и могучими стволами нового поколения? Умершим скучно безживых, живым пусто и сиротливо без мёртвых. Не помнящему дедов-прадедов некогокликнуть в тяжкий миг на подмогу, он одинок. Зато к памятливому тотчас слетят,ободрят, утешат, посоветуют, предрекут судьбу. Ушедших прародителей рекут ещёЧурами или Щурами, и вот почему дети до сего дня восклицают в игре:
– Чур меня!
И сами не ведают часто, что это значит:
– Оборони меня, предок!
От нечисти, крадущейся в безлунной ночи, от злого врага, отхудых помыслов и проклятий, от сглаза и порчи, от лихой лихорадки, трясовицы иогневицы – оборони!
И, говорят, не бывало, чтобы прадед не поспешил на помощьпотомку, свято сохранившему память.
…Но есть между мёртвыми и позабытые, чью могилу забросили,заровняли по злой воле, да просто по глупости. Есть и такие, кому жестокие Людисовсем не дали погребения: бросили тело и безразлично ушли. А сколькихпогубили, замучили, скольких довели до того, что те сами оборвали свою жизнь! Иесли поруганный был при жизни не из кротких, склонных прощать – он можетвернуться для укоризны, а то и для отмщения. Вот почему опасаются Люди выходцевиз могил, вот почему не всякий отважится пойти ночью на кладбище. А ну какскользнёт между холмиками бесплотная тень, дохнёт ледяным холодом, незрячевглядываясь в лицо:
– Не ты ли злодей?..
Стал уже порастать травою-быльём отцовский курган, когда надПеруновым дубом прошумели могучие орлиные крылья, раздался клёкот:
– Собирайся, кузнец, в гости на небесную свадьбу!
Ибо прислал Перун к Матери Ладе доброго свата, славногоДаждьбога-Солнце. Ударил его по плечу кикой – замужним женским убором, –чтобы верней сладилось дело:
– Езжай, брат!
Даждьбог не заставил себя дважды просить. Приоделся врасшитые бисером золотые одежды и выехал на солнечной колеснице, молясь Небу:
– Подари удачу, отец!
Привязал коней у ворот и пошёл пешком через двор, какдостоит вежливому гостю. Ступил правой ногой на порог и тихонько приговорил:
– Ты стань, моя нога, твёрдо и крепко, ты будь, моёслово, твёрдо и метко! Будь острее ножа булатного, липче клею и серы, твёржеземных камней: что задумал, да сбудется!
Мать с Дочерью и Отец Род обрадовались гостю, повели за столугощать, но он не пошёл. Встал под матицей – старшей балкой в избе, связующейне только стены, самые судьбы живущих. Глянул на неё и мысленно обратился,призывая в союзники. В матице великая сила: незваный, непрошеный гость не смеетеё миновать, стоит смирно у двери и ждёт хозяйского слова. Лишь свой, родной,идёт в красный угол без приглашения. Где же, как не прямо под матицей, встатьсвату, который надеется чужих сделать родными?
Поклонился Даждьбог хозяевам и протянул руки к Огню, ирыжекудрый младшенький братец приветливо выглянул из каменной печи:
– С чем пожаловал, князь Огненный Щит?
Молодой сват огляделся и сел на лавку, шедшую вдоль половиц.Тут уже хозяева окончательно поняли, в чём дело, но не подали виду, завелиразговоры. И наконец он сказал:
– Я к вам не пиры пировать и не столы столовать, я квам с добрым делом со сватаньем! Есть у вас, как я слышал, славное серебряноеколечко, так вот у меня для него золотая сваечка припасена…
Ахнула Леля, прижала ладони к процветшим, как маки, нежнымщекам, кинулась вон. И ведь ждала, что зашлёт свата Перун, а всё равно сердцедевичье часто забилось, сладко и жутко. Не чуя ног пробежала по зелёным лугам,к самому Мировому Древу. И вдруг подхватили её знакомые, надёжные руки, илюбимый голос промолвил:
– Куда бежишь, желань моя? Ко мне или от меня?
…Сказывают, Богиня Весны прижалась к Богу Грозы и ничегоразумного не ответила. А что тут отвечать?
Через луг к ним уже шли Мать Лада и Отец Род, Отец Небо и МатьЗемля, Макошь. Молодой сват подвёл двоих отцов друг к другу и велел взяться заруки, благословляя будущее родство. Мать Лада сама передала дочь Перуну:
– Вот твоя суженая… Люби её и жалуй, как мы любили ижаловали!
А Отец Род добавил:
– Выбрала молодца, так уж не пеняй на мать и отца.
Бог Грозы вытащил из-за пазухи большой красный платок-фату,передал Роду, пора, мол, невесту завешивать-закрывать. Тут Леля снова кинуласьубегать, на сей раз больше для вида… куда там! Шумной стайкой слетелисьподружки, крылатые чудесницы-Вилы, хозяйки колодезей и светлых озёр. Затопоталипроворными козьими копытцами, растущими на ногах у всех Вил, изловили невесту,повели назад, обступив плотным кольцом. Богиня Весны тщетно силилась разомкнутьих кружок, скидывала фату, которую бросали ей на плечи. Дочь-девушку причисляютк роду отца, замужняя входит в род мужа. Так пусть не прогневаются достославныедеды, пусть видят горе невесты, пусть ведают – не сама с радостью отрекается,силой уводят!
Вот почему до сего дня считают достойным, чтобы невестапечалилась, даже когда идёт по любви. А свёкор со свекровушкой непременножелают, чтобы молодая невестка звала их матерью и отцом…
…Но вот и привели Лелю назад, и Род сам связал два концафаты у неё под подбородком, а два других перекинул через голову вперёд, прячалицо. Завесил-закрыл любимую доченьку в добрый час перед полуднем, когдаСолнышку время вплывать в самую высь – на долгий и счастливый век, на совет далюбовь!